Город в кулаке
Шрифт:
— Че ты прешься? — недовольно осадил развеселившегося Протаса Вершинский. — Меня какой-то мудак на хер посылает, а ему смешно. — Анатолий вновь обратился взором к Кулагину: — В общем, я ему еще раз популярно жеванул, кто мы такие и какого решения от него ждем. И тут из него совсем уж говно поперло. Разорался, сука. Слюной брызжет. Я, кричит, и часа над вашим предложением думать не буду. Мне, вопит, какие-то там уголовники сраные — не указ. И опять меня на хер отправил, значит…
— Борзый дедок, — усмехнулся Горшаков. — Кто это такой, Леня?
— Тарасов. —
— А нам его завод нужен? — спросил Протас.
— А ты знаешь, сколько времени прошло из моего испытательного срока, который мне москвичи выставили? — Ноздри Леонида сурово раздулись, и Протас предпочел не отвечать на последний вопрос. Уж ему-то хорошо было известно, что означает подобное выражение на лице Кулагина и чем это в итоге может грозить его собеседнику. — А наши доходы все еще мелкими ларечниками измеряются.
— Ну зачем ты так? — Горшаков не принимал участия в трапезе и к алкоголю не прикасался. Верный своей основательно укоренившейся в последнее время привычке, Артем сидел не за столом, а чуть сбоку и с наслаждением смаковал косяк с анашой. Косые взгляды в его сторону других клиентов «Лиры» и местного обслуживающего персонала Горшакова совершенно не волновали. — У нас шесть бизнесменов на приколе горбатятся. Два магазина. Гостиница на Северной. Вот эта вот шарашкина контора, — он обвел рукой полутемный зал ресторана. — Да много чего. Зачем париться, Леня?
— Мало, Темыч, мало, — мрачно изрек Кулагин. — Этого мало. Тридцать процентов отстежки в Москву — это большие деньги. А со временем аппетиты законников будут расти. И потом, тут дело престижа. Нам нужны заводы, госструктуры, сами чиновники, наконец. Нам нужен весь город.
— Так я не против. Чего ты пылишь? — Глаза Горшакова уже основательно затуманились. — Просто внес эту… как ее?.. коррективу, во! А так базара нет.
Кулагин отвернулся от него. Задумался. Минуту или две молча курил сигарету, сосредоточенно разглядывая ее тлеющий кончик.
Энергичная музыка сменилась медленной композицией из репертуара группы «Roxette», и танцевальная площадка, расположенная в дальнем конце зала, заметно опустела. Левинсон пружинисто поднялся на ноги и одернул на себе стильный пиджак канареечного цвета.
— Пойду потанцую, — сказал он, но после этого направился не прямиком на площадку, а к барной стойке, возле которой отирались официантки.
Кулагин продолжал хранить молчание.
— Так я не понял, Леня, — просвистел Вершинский. — Че с этим конем педальным делать будем? Еще раз идти к нему на перетир?
— Да какой там перетир? — Протас активно налегал на салаты, и когда он начинал говорить, куски пищи вылетали у него изо рта. — Мочить надо этого гондона! Мочить, пацаны, и всего делов.
Вершинский перевел взгляд с Протаса на Кулагина.
— Мочить, Леня? — уточнил
— Ну не в жопу же нам его целовать! — Протас вошел в раж. — Только мочить его надо красиво! Так, чтобы он, сука, знал, за что его мочат. Ясно? А другим наука будет. Кстати, Леонид, пока не забыл… Ко мне тут один мужик с предложением сунулся. Волына его кликуха. Стволами торгует. Спрашивал, не надо ли нам лишней амуниции. Толкает недорого. Ему уже лет сорок с гаком, и по виду бывший инженер с какого-то военного завода. Я его проверил. Нормальный… Можно иметь дело. Напомни мне потом, чтобы я тебе адресок черканул. Ладушки?
Кулагин придвинул к себе пепельницу и погасил в ней сигарету. Разогнал дым рукой. Поднял голову. Левинсон не столько танцевал, соблюдая положенный ритм композиции, сколько беззастенчиво лапал тесно прижавшуюся к нему официантку за все выпирающие места.
— Леня, — Вершинский разлил водку по рюмкам. — Чего ты молчишь-то?
— Я думаю, Протас прав, — выдал, наконец, итог собственных умозаключений Кулагин.
— А то! — польщенный соратник счастливо ощерил зубы в улыбке.
— Тарасова надо замочить. И так, чтобы он действительно знал, за что. А вот когда на его место поставят нового человека, вот тогда с ним и потолкуем. По-новому… Только не ты, Толян. Я найду подходящего человечка…
— То есть я — говенный переговорщик? — обиделся Вершинский.
— Не в этом дело. Здесь подход нужен нестандартный. Короче, у меня есть соображения…
— А со стволами что? — Протас прикончил последнее блюдо с салатом и, не стесняясь, вытер рот рукавом рубашки. — Будем брать партию?
— Я подумаю. — Кулагин вновь повернулся к Горшакову: — Темыч, сегодня же свяжись с нашими штатными киллерами. Пусть возьмут Тарасова на себя. Только проинструктируй их. Хотя нет… Пусть свяжутся со мной. Я сам проинструктирую. Они у нас еще в обойме?
— Да куда они денутся? — Взгляд Горшакова блуждал, но Кулагин знал, что соратник не столько под кайфом, сколько расслабляется психологически. Такую тенденцию он уже отмечал неоднократно. — Ржавеют только без работы, а так… Ждут своего звездного часа. Я, кстати, с ними недавно оттопыривался. Путевые пацаны, я тебе скажу. Бля буду, путевые. Особенно Лис.
— Верю. — Кулагин машинально подхватил со стола наполненную Вершинским рюмку. — Только со шмалью к ним больше не суйся. Понял? Сам хоть обкурись, а мне торчки вместо киллеров даром не нужны. Сечешь поляну?
— Заметано, братан. — Горшаков хлопнул друга по плечу.
За столик вернулся Левинсон. По его лицу было видно, что своей вылазкой он остался крайне доволен.
— Перепихон кого интересует, пацаны? — Он без раздумий опорожнил свою рюмку и тут же сунул в рот маринованный огурчик. Захрустел. — Галку я уже подписал, а у нее, вон, две подруги бесхозные маются. Галка сказала, что это честные давалки. Так что дело — верняк! Леньке не предлагаю. Он у нас человек почти семейный. А ты как, Толян? Пишешься? Темыч?