Город великого страха
Шрифт:
– Будьте любезны, расскажите мне его историю.
– Охотно, хотя многого сообщить не могу. Десять лет тому назад, выйдя в отставку, он купил себе старый красивый дом на окраине деревни.
По натуре своей он не был довольно общительным, но не выглядел и дикарем, каким стал сейчас. Он посещал трактир два раза в неделю, по понедельникам и четвергам, избрав забытое посетителями заведение «У старого фонаря», которое содержал старик Сандерсон со своей дочерью Берилл.
Через год после приезда полковника в Сток-Ньюингтон
Берилл нельзя было назвать красавицей, но выглядела она свежей и приятной; более того, поведения она была безупречного.
Крафтон предложил ей вступить в брак, и она без колебаний согласилась.
Два года супруги жили отшельниками, но были счастливы.
Поэтому всех поразило известие, что Берилл сбежала в Лондон с молоденьким студентом, проводившим каникулы в Сток-Ньюингтоне.
С той поры Крафтон заперся у себя в доме, выгнал служанку и взял ведение хозяйства на себя.
Мне сдается, крах супружеской жизни помутил его разум, превратив этого человека в мизантропа чистейшей воды.
Вот, сэр, все, что я могу вам сообщить о полковнике Крафтоне, и, согласитесь, история его банальна, хотя и причинила множество неприятностей старому нелюдиму.
– Ба! – воскликнул я. – У меня превосходная рекомендация, и я, пожалуй, рискну своей спиной!
Дом бывшего военного стоял у коммунального луга, вдалеке от других жилищ.
Фасад старого дома был приятен глазу и выделялся ярким архитектурным стилем.
Стояла редкостная жара, и воздух гудел, словно в печи булочника.
Я дернул за ручку и услышал переливчатый звон в глубине гулкого коридора. Дверь распахнулась только после третьего звонка.
На пороге возник хозяин с тростью из индийского тростника.
– Кто вы такой и что вам надо? – враждебно пробурчал он. – Вы не похожи на торговца вразнос или коммивояжера, однако дергаете звонок, как сии невоспитанные и невежливые индивидуумы.
– Я от майора Уила.
В полковнике Крафтоне не было ничего ужасного. Напротив, он выглядел маленьким упитанным человечком, и только на донышке голубых глаз его кукольно-розового личика таилось некое беспокойство.
Услышав имя майора Уила, он подобрел:
– Уил – истинный джентльмен и не станет понапрасну беспокоить меня. Войдите, сэр.
Мы прошли по широкому, уложенному плитами коридору в гостиную, сверкавшую чистотой.
– Предлагаю вам освежиться, – сказал полковник привычным командирским тоном, – но вам придется пить в одиночестве, я почти законченный трезвенник.
Он вышел и несколько минут спустя вернулся с длинной бутылкой рейнвейнского и старинным хрустальным бокалом.
Холодное вино оказалось превосходным.
Полковник осведомился о цели моего визита.
Я пустился в пространные восхваления Снежных лубочных картинок и сказал, что горю желанием
– Лубочная картинка, – начал Крафтон печальным тоном, единственное, что навевает воспоминание о былых людях. Взору понимающего человека, – хотя я не могу причислить себя к оным, они открывают новый мир. Я же всего-навсего старый маньяк, коллекционер, раб собственной страсти.
Через час я уже сидел за столом моего нового друга перед коллекцией прелестных картинок, забыв о цели своего визита. Я готов был поклясться, что явился, дабы насладиться чудными наивными миниатюрами.
Среди них встречалось много редких и, несомненно, весьма дорогих рисунков небольшого размера, раскрашенных кисточкой. Тут же лежали миниатюры с гротескными фигурами карликов и большими видами Нюренберга. Похождения Мальчика с пальчик и Золушки чередовались с грозными набегами Людоеда и с невероятной историей Сахарной головы.
Наступил вечер, и я подумывал, как найти предлог для прощания, но погода решила за меня. Когда я встал из-за стола, с сожалением отложив в сторону ярко раскрашенную серию рисунков с приключениями злосчастного сиротки, раздался сильнейший удар грома.
– Я не могу вас отпустить, – сказал Крафтон. – Вы не морж и не утка и живым до рыночной площади не доберетесь. К тому же сообщение с Лондоном уже прекратилось. Могу предложить вам гостеприимство одинокого человека. Вы согласны?
Я с признательностью принял приглашение.
Гроза то стихала, то принималась бушевать с новой силой; дождь превратился в ревущий водопад.
– Комната, куда привел меня хозяин, выглядела очень уютной. Фламандские сундуки сверкали всеми цветами радуги. Над камином из черного мрамора с белыми прожилками висела картина Жерара Доу.
Холодный ужин, поданный на драгоценном голландском сервизе из фаянса, состоял из больших ломтей копченой ветчины, рыбы в маринаде, нежного овечьего сыра и засахаренных фруктов.
Наш разговор перешел от лубочных рисунков к военным приключениям. Полковник говорил, не скрывая своей радости.
– Поймите меня, мой друг, – он уже величал меня другом, поймите меня… Я молчу целыми месяцами, а сегодня упиваюсь словами – у меня недержание речи! По такому поводу я отступлю от строгих правив воздержания. Как вы относитесь к араковому пуншу? Я выпью капельку вместе с вами.
– Гроза ушла к югу, и дождь перестал стучаться в закрытые ставни.
Я глянул на массивные фламандские часы и удивился столь позднему часу.
– Без двадцати час. Как бежит время, полковник!
Мои слова оказали неожиданное действие.
Крафтон с дрожью положил трубку, сбросил испуганный взгляд на пожелтевший циферблат и простонал:
– Без двадцати час! Вы сказали, без двадцати час!
– Конечно, – ответил я. – Когда беседуешь о столь интересных вещах и попиваешь столь чудесный напиток…