Город Зга
Шрифт:
И очевидно, все эти бездны подчинены не хаосу, а каким-то специальным канонам сверхсложного порядка, и управляются непостижимой для нас гигантской иерархией Разума и Духа.
Непостижимой. Для нас, человеков. Разумеется, непостижимой, ни раньше, ни сейчас, ни ещё долго-долго в будущем.
Осмыслить — не могли, не можем, не сможем. Пока. А верить — пожалуйста. Верили. Верим. Да. Бог! Именно то и есть. Один из ликов вселенского интеллекта, Свода-Гуманума, повернутого к Земле. Сияющая нить-путевод. Приближение к Совершенному.
Так было тысячелетия. Но вот — плавное развитие человечества должно смениться скачком. Морформом. Раскодированием неких неведомых качеств человеческого феномена, изначально заложенных в нём и надёжно усыпленных до поры. А качества эти в сути, наверняка, многажды превзойдут самые неуемные фантазии про них. Что, неужели, пора? Появился просвет, благо, ровное поле разбега? Знак сподобья? Что-то мы поняли наконец о себе — человечестве и о себе — человеке? Неужели от сих — всё по иному? Всё — в совершенно ином осмысле, в долгожданном новом наитии? Ан — нет. Стоп. Прощенья просим. Всего-то лишь показалось. Заблужденьице вышло-с… Конфузец приключился…
И двуухое прямоходящее «гомо сапиенс одержимус» замечательно продемонстрировало, что слухи о его интеллектуализации-гуманизации ох как преувеличены. И надчеловеческие возможности для него — что пулемёт в руках бесноватого.
А следовательно: всё, отбой, провален экзамен по главному предмету в своде вышних наук по самоприятию. А далее? Всё — как было? Всё — в прежней унылой плоскости-ортодоксе? Но и в прежнее нет возврата, не срабатывает возврат, что-то связалось не так, не там. И расползается во все стороны абсурдная неявь, нечто, воплощенная паранойя в границах Каймы.
Костёр стал гаснуть, я вернулся к нему, подкинул несколько сухих веток. Отодвинул полог палатки, заглянул внутрь. Лёнчик и Пенёк спали, как убитые. Вела лежала с открытыми глазами.
— Ты чего? Спи. До утра далеко.
Она покачала головой, поднялась, выбралась из палатки.
— Можно с тобой посидеть?
Я положил руку ей на плечо, прижал её к себе, ощущая волнительное тепло.
— Как ты думаешь, — спросила, Вела, глядя на костёр, на оранжево-голубые огненные струйки, скачущие по поленьям, — зачем она вызвала нас?
— Кто она? — не понял я.
— Зга. Кто же. Нас ведь именно вызвали. Видения наши. Мик Григорьич… Что-то вело нас неудержимо. И здесь Стая ведёт нас. Торопится. К кому? Кто нас будет встречать?
— Если бы Мик Григорьич!
— Да. Если бы. Я тоже очень хочу его видеть. Я соскучилась по этому человеку.
Я хотел, было, добавить: «Конечно, особенно, если учесть, что это вовсе не человек». Но вовремя удержался от глупости. Не человек? Самый умный. Самый душевный. Самый необходимый для нас. Человек! Нацеленно созданный Богом.
— Он называл себя Разметчиком. Наверное, он разметил нашу с ним новую встречу. Наверное, мы встретимся. Вот только всё случившееся разметить не удалось. И будущее… без нас, наверное, не разметить. Я думаю, скоро всё прояснится.
— Мне всё кажется, я только вчера… на днях, в крайнем случае, уехала из Зги. Так просто, уехала погостить и вот — возвращаюсь домой. И что там всё по-прежнему хорошо. И что я — прежняя.
— Ты прежняя, — я легко коснулся ладонью её щеки, — Лучше прежней.
— Да уж, лучше, — тряхнула она головой, — Помнишь, какими мы были в детстве? Мы всё понимали и всё могли. Мы даже умели летать. Помнишь Копытце?
— Может быть, ты и сейчас умеешь. Ты же не пробовала.
— Бесполезно. И пробовать не хочу.
— Зато ты умеешь одним взглядом разрушать военные вертолёты, — усмехнулся я, — и любых людей делать смирными и послушными.
— Издеваешься, да? — рассердилась Вела.
— Шучу, не обижайся. Я вот о чём думаю. Как бы ни было плохо то, что произошло в Зге, для нас это спасительный выход. Это конец той нелепой жизни, которой мы жили.
— Отчего же? Та наша жизнь считается вполне нормальной среднестатистической жизнью.
— Да. Считается. В этой нормальной стране, в государстве с его нормальными устоями. Где можно всё тем, у кого власть и деньги.
— Мы родились в этом государстве.
— Нет, дорогая, мы родились в Зге, ты прекрасно знаешь. В нашей Зге. Мы росли в предчувствии, что со временем наша благословенная Зга сделается размером со всю эту страну, затем — со всю планету. А получилось по-другому. Это государство со своими устоями вломилось в Згу, забрало нас оттуда. Не без нашего, правда, в том участия. И стало наводить свой порядок.
— Да. И терпение Зги наконец лопнуло. Она вышвырнула всех, кто ей досаждал, отгородилась Каймой — непроходимой границей. И затребовала нас к себе, чтобы решить вопрос, что с нами со всеми делать дальше.
— Простенько и красиво, — улыбнулся я, — Похоже на сказочку. Наверное, на деле всё гораздо сложней.
— Не знаю, — вздохнула Вела.
— Но, как бы то ни было благодаря этим последним событиям или независимо от них — мы с тобой вместе. Вот — главное. И ничто уже не разлучит нас.
— Ты уверен? — прищурилась она на меня.
— А ты — нет?!
Её тёмные зрачки с бликами костра сделались до оторопи глубоки, странны.
— Ты… Я тебя… очень ждала. Никого больше. Столько лет! А ты… дурачок…
— Я не дурачок, Вела! — с жаром возразил я, — Я дурак и болван, каких свет не ви…
Она ладонью прикрыла мне губы, запрещая говорить. Потом медленно поднялась. Грациозным шагом отошла от костра в сторону зарослей. Повернулась ко мне с удивленьем, словно впервые увидела. Нахмурилась притворно. Поманила меня пальцем. Я вскочил.