Город Золотого Петушка. Сказки

Нагишкин Дмитрий Дмитриевич

— Игорь, возьми это! — говорит отец, даже не называя авосек. Он все-таки упрямый, этот папа Дима.

— Ну, присядем! — говорит мама и первой садится на чемодан.

Она не сводит глаз с папы Димы. Тот, в пальто и шляпе, недоуменно посматривает на маму и потом оглядывает себя — с ног до головы: все ли у него в порядке? В глазах мамы чувствуется усмешка. Папа обеспокоенно спрашивает ее:

— Галенька, что ты смотришь на меня так?

— Просто так. Давно не видала! — отвечает мама и встает.

И вот — все уже в машине.

Полетели мимо знакомые дома. Мама Галя глядит на липы

у ограды — лишь кое-где среди ветвей сохранились пожелтевшие листья, и от этих янтарных остатков только чернее кажутся стволы лип. Но, и лишенные листьев, липы красивы — теперь видны их мощные стволы в полтора обхвата и ветки, из каждой такой ветки вышло бы целое дерево. Шуршат шины по асфальту. Мелькают редкие прохожие. Накрапывает чуть заметный дождик. Он точит с неба совсем тихонько, но уже на дороге расплываются лужи, и фонтан брызг разлетается из-под колес по сторонам.

Папа замечает, что водитель пристально глядит на него в свое зеркальце. Что такое, почему это все смотрят на него?

Он тихо спрашивает маму Галю:

— Скажи, пожалуйста, у меня ничего нигде не торчит?

В этот момент водитель говорит:

— Вы прекрасно выглядите! Очень поправились, посвежели. Вас трудно узнать! Если бы не ваша жена и не мальчик, которые почти не изменились, я не смог бы вас признать…

— Здравствуйте! — говорит мама.

— Здравствуйте! — говорит водитель и левой рукой поднимает свою кепку-восьмиклинку со значком автомотоклуба. — Я привозил вас сюда весной!

— А-а! — в один голос говорят папа Дима и мама Галя.

В этот момент водитель резко притормаживает. Тормоза визжат женским голосом, машина останавливается.

На перекрестке, впереди машины стоит Андрис.

— Андрис! Андрис! — кричит Игорь.

Андрис улыбается и подходит к дверцам, которые водитель, поняв что-то, открывает молча, вместо того чтобы накричать на мальчика, что он хотел сделать сначала; Андрис бледен — он остановил машину тем, что чуть не попал под нее, когда кинулся наперерез ей с панели, где ожидал. Андрис и Игорь долго глядят друг на друга. Потом Андрис глядит на маму Галю и говорит ей:

— Это последние цветы с открытого грунта, Галина Ивановна! Я подумал, что вам будет приятно! — И он протягивает маме Гале букет махровых гвоздик. Они точно напоены светом в это серенькое, невидное утро — розовые и совсем белые, они еще обрызганы росою, и прозрачные, чистые капельки ее трепещут на резных листочках. — Их еще папа посадил! — говорит Андрис.

Взволнованная мама Галя вместо ответа охватила лицо Андриса обеими руками и, как Игоря, поцеловала в глаза и в щеки, быстро и крепко, несколько раз.

— Будь здоров. Крепись, милый! Вырастай хорошим, сильным, настоящим человеком… как отец! — Она поколебалась мгновение перед тем, как сказать это, но все-таки сказала и поняла, что Андриса в этот момент не ужалило воспоминание об отце, а придало силы. Он выпрямился и вдруг тоже поцеловал маму Галю — неловко и очень бережно, так что у мамы Гали брызнули слезы от этого; крепко пожал руку Вихрову и Игорю. Ах, какие у него были глаза при этом!

Долго вспоминал Игорь глаза Андриса, когда тронулась машина и фигурка Андриса вдруг стала уменьшаться и уменьшаться.

— Андри-ис! — закричал

Игорь, глядя в заднее окно.

— Спокойно! — сказал отец и положил свою руку на колено Игоря, сильно сжав.

«Тишшше! Тишшше!» — зашептали шины. А фигурка Андриса вдруг исчезла за поворотом.

Серая лента шоссе все стелилась и стелилась перед машиной, и набегали спереди все новые километры. А позади оставались пройденные километры. Только ли километры оставались позади?.. Только ли?

Хабаровск — Рига

1953–1957

Конец

СКАЗКИ

Храбрый Азмун

Смелому — никакая беда не помеха! Смелый сквозь огонь и воду пройдёт — только крепче станет. О смелом да храбром долго люди помнят. Отец сыну о смелом да храбром сказки сказывает.

Давно это было. Тогда нивхи [1] ещё каменные наконечники к стрелам делали, тогда нивхи ещё деревянным крючком рыбу ловили. Тогда амурский лиман Малым морем звали — Ля-ери.

1

Нивхи и далее встречающиеся в сказках удэгейцы (удэ), нанайцы, ульчи, орочи — народности Дальнего Востока, живущие по Амуру и его притокам, в Уссурийской тайге и на Северном Сахалине.

Тогда на самом берегу Амура одна деревня стояла. Жили в ней нивхи — не хорошо и не худо. Много рыбы идёт — нивхи весёлые, песни поют, сыты по горло. Мало рыбы идёт, плохой улов — молчат нивхи, мох курят да потуже пояса на животах затягивают.

Одной весной вот что случилось.

Сидят как-то парни и мужчины на берегу, на воду смотрят, трубки курят, сетки чинят. Глядят — по Амуру что-то плывёт! Пять-шесть, а может, и весь десяток деревьев. Видно, где-то буревалом деревья повалило, полая вода их друг с другом сплотила и так сбила, что и силой не растащишь. Земли на те деревья навалило. Трава на них выросла. Целый остров — ховых — плывёт! Видят нивхи — на том ховыхе заструженный шест стоит. В несколько рядов на том шесте стружки вьются, на ветру шумят. Красная тряпочка, на том шесте привязанная, в воздухе полощется.

Говорит старый нивх Плетун:

— Кто-то плывёт на ховыхе! Заструженный шест поставил — от злого глаза защита! Значит, помощи просит.

Слышат нивхи — плач ребёнка доносится. Плачет ребёнок, так и заливается. Говорит Плетун:

— Ребёнок на ховыхе плывёт! Видно, нет у него никого! Злые люди всех его родичей убили, или чёрная смерть всех унесла. Зря не бросит ребёнка мать! На ховых посадила — добрых людей искать послала!

Подплывает ховых. Слышен плач всё сильнее.

— Нивху как не помочь! — говорит Плетун. — Помочь надо!