Шрифт:
Рассвет робко ступил на землю. Тьма откатывалась нехотя и скрипя зубами. Город просыпался. Но это был уже не тот город, что ложился спать вчера. Эта ночь изменила его навсегда.
* * *
Старый бородатый священник с обвисшими щеками и не менее висящим брюхом стоял в проеме и призывно махал рукой.
– Сюда, дети мои! Сюда! – обезумевшие от ужаса люди, поворачивались на его голос, и страх покидал их сердца, уступая место надежде. – Святыня оборонит вас от
Люди группами и поодиночке, на протяжении всей ночи, спасались от воцарившегося в городе кошмара за стенами храма. До самого утра стоял на пороге священник, указывая им путь к спасению. А с первыми же солнечными лучами он растаял, оставив приоткрытой одну из створок.
* * *
Ветер гнал мусор по пустынным улицам. Как ненормальная била, по стене перекосившаяся ставня. Тощая крыса копошилась в углу, то и дело, озираясь по сторонам. Между сиротливых серых домов прошмыгнула собака, с ненормально раздутыми боками. Песочного цвета солнце, с ленцой поливало улицы скупым светом.
Город был не жив, не мертв. Город-зомби. Он уже не дышал, но еще шевелился, перемалывая тех, кто попадался в его лапы. Тех, у кого хватало глупости, смелости или еще чего-либо, чтобы навестить его.
Ваня, высокий двадцатилетний парень, с объемной русой шевелюрой, широким конопатым лицом, медвежьеобразным телом и повадками хищника, и Родя, его ровесник, стройный, гибкий, с прямыми черными волосами до плеч, с узким, как лезвие лицом и пронзающими голубыми глазами, шагали по главной улице города.
В плотных кожаных куртках, штанах, высоких, до колен сапогах, с рюкзаками за плечами, металлическими посохами в руках.
У Вани на шнурке болтался бинокль, у Роди прибор ночного виденья. На широких ремнях у обоих парней массивные тесаки с одного бока и пистолеты с каучуковыми пулями с другой. Убить таким снарядом получится вряд ли, а вот сделать больно можно.
Друзья шли не спеша. Внимательно осматриваясь по сторонам, прислушиваясь. В воздухе витал сладковато-приторный запах мертвечины, но трупы на глаза не попадались.
– Может, поторопимся?
– прошептал Ваня.
– Спешка важна…
– При ловле блох.
– Вот, вот. Успеем. – Родя бросил взгляд на свои часы. – До наступления сумерек еще больше шести часов.
Храм тыкал в небо крестами на полу облупившихся луковицах. Лик святого, ребята понятия не имели какого именно, над арочным входом, смотрел вылинявшими на потускневшем лице глазами - устало и осуждающе. Лишь нимб над его головой ловил солнечные лучики и играл с ними. Одна из створок дверей была приоткрыта. Из проема несло теплом и успокоением.
Ваня посмотрел на друга. В его взгляде блуждал огонек сомнения.
– Пошли, пошли, - Родя решительно потянул створку на себя, - зря, что ли собирались…
– Что-то не по себе мне.
Черноволосый уставился на приятеля, сверля его своими глазами:
– А кто говорил: Святыня стоит кучу бабок! – передразнил он приятеля. – Днем там нечего бояться! А теперь что, зассал?
Ваня недовольно засопел, опустил глаза.
– Ладно, пошли. Что ж теперь, не возвращаться пустыми, в самом деле…
Родя довольно улыбнулся и перешагнув порог, замер. Царившее снаружи запустение, сюда даже не заглядывало. Чистые, расписанные иконами стены. Мозаичная плитка на полу. Радужные фрески в окнах. Все внутреннее пространство было залито светом. В пересекающихся лучах, как маленькие ангелочки, парили пылинки.
– Ты чего?
– подтолкнул его в спину Ваня, и тоже остановился с полуоткрытым ртом.
Дверь за ними закрылась. Тихо. Бесшумно. Очень-очень медленно. Когда створки соприкоснулись, город уже окутала ночь.
Пылинки закружились быстрее. Лучи слились в один, идущий из-под купола, столб света. В его круге сформировалась призрачная, полупрозрачная женская фигура. Стройная миниатюрная, с капюшоном на чуть опущенной вниз голове.
Друзья переглянулись. Их движения были медленными, плавными, замороженными.
Женщина, вернее даже девушка, приподняла голову, откинула назад капюшон. Ее лицо было кукольным. Резные черты. Огромные, сияющие золотом глаза с голубыми крапинками зрачков без радужки.
У парней потекли слюни по подбородками. Взгляды впились в лицо, стараясь впитать в себя его неземную красоту. Посох выскользнул из ослабевших Ваниных пальцев и со звоном упал на пол. Родя же наоборот вцепился в свой мертвой хваткой. Девушка протянула руки им навстречу, приглашая к себе. Ваня первым сделал шаг. Его приятель последовал за ним.
Ее объятия были воздушными, невесомыми и такими горячими, что парни растворились в струящейся неге. Звякнул посох Роди. Грохнулись рюкзаки, с шуршанием упала одежда, покатилась по полу линза из бинокля.
Столб света моргнул и развалился на множество чахлых, пробивающихся сквозь щели в крыше и стенах, а также через разбитые фрески в окнах, лунных лучиков. Тучи пыли взмыли вверх, чтобы тяжелым облаком наполнить воздух и медленно осесть на усеянный великим множеством вещей и одежды, пол.
* * *
Лик святого горел свежею краской. Нимб в темноте казался вырезанным в дереве и напоминал некую черную дыру. Из нее на город поглядывали миллионы золотых с голубыми зрачками без радужек, жаждущих своей очереди, глаз. Теперь ночь поменялась местами с днем. Люди потеряли право на власть. Миры соединились.