Город
Шрифт:
— Че стоите, быстрее… — выдавил из себя парнишка, прикладывая все усилия к тому, чтобы лифт не поехал обратно.
Отец похватал все сумки и грациозной рысью выскользнул в коридор. Мама оставалась на месте.
Тогда он из последних сил рванул обратно, побросав все сумки на пол, хватанул её за рукав и резко потянул к себе. А затем также резко схватил и оттянул Павла, дабы двери поскорее закрылись и не искушали желания его жены.
Все вместе, кто на коленях, кто присевши на сумки с чемоданами, они переводили дух. Кто
Они тяжело дышали.
— Паш… — нарушил тишину отец. По имени он его называл почему-то редко, но если и называл, то только когда был на что-то зол.
— А? — Пот с новой силой заструился по лбу музыканта. На сей раз уже далеко не из-за физических нагрузок. Он молился, чтобы это было не то, о чем он подумал.
— Ты что, не оставил дома дедов пистолет как я сказал? — Это было то, о чем он подумал.
— Я… Отец, это ведь не дедов. Это мой. Он мне его…
— Молчать!
Жена не стала его останавливать и не стала заступаться. На лице у Григория проступили борозды вен. Благодаря им выделилась группка весьма глубоких царапин. Судя по всему, мамины ногти и правда грозное оружие.
— Не оставил дома, значит выкинешь его тут, — вынес неутешительный приговор отец.
— Но…
— Сейчас же!
Паша замешкался. Мама молчала.
— Я что сказал?
Парень поднялся с колен, оглянулся вокруг.
— Так, чтобы я видел!
Теперь оглянулся взаправду. В углу, недалеко от лестницы, стоял мусоропровод. Ноги одеревенели, но не от страха потери дорогого ему предмета, а от гимнастики, которая была пару минут назад.
Будто бы пингвин, пытаясь привести свои конечности в чувство, он еле-еле добирался до своей цели.
— Ты издеваешься?
— Да какой издеваюсь, я иду!
— Да ты не идёшь, ты плетёшься как какой-то… Буратино.
— Извольте тогда заплатить мне золотым ключиком за доставку вашего чемодана с последнего на первый этаж за рекордные десять секунд.
— Не ваш, а наш. Это раз. Два, бросай.
Павел приподнял крышку люка, сунул туда руку со сжатым кулаком. Высунул. Хлопнул крышкой.
— Ты издеваешься?
— Почему же?
— Бросай, я тебе говорю! Не испытывай моё терпение!
— Ла-а-адно…
Ему, правда, ой как не хотелось расставаться со столь полезной вещицей, но, пришлось. Он приоткрыл крышку люка, сунул туда руку с оружием, постоял немного, высунул, закрыл. Труба издала довольный гортанный гул, проглотив вещицу.
На этот раз, правда, бросил.
Семья наконец-таки собралась с силами, начала укомплектовываться. Паша схватил свой чемодан, бросил ключик от номера на столик регистратуры(обслуживающего персонала нигде не было). Затем помог подняться матери и сказал им обоим:
— Если мы продолжим так наш путь, то мы никогда не доберёмся до корабля. И уж точно никогда не доберёмся вовремя.
Родители покивали, попыхтели, похватали пожитки и направились к выходу.
Двери распахнулись.
Солнечный свет слепил им глаза, а комья снега залепливали рот и уши, прогоркший холод пробирал до костей — к такой погоде ещё нужно было привыкнуть. Ветер стенал, выл, врезался в стены и лица таких же прохожих как они с такими же как у них сумками и чемоданами.
Они успели отойти от гостиницы «Моя» всего на пару шагов, как вдруг позади раздался скрип петель, их кто-то окрикнул:
— Вы семья из номера двадцать четыре? — Они оглянулись, это была женщина лет тридцати с взъерошенными волосами, одетая в форму обслуживающего персонала.
— Мы, — ответил отец за всех.
— Фамилии? — Это была утвердительная, требующая ответа, форма, не оставляющая от вопросительной и следа.
— В списках посмотрите! — Поднимающаяся вьюга заставляла отца перекрикивать нарастающий гул.
— Фамилии!
Что-то выпрыгнуло из его рта, но было унесено ветром.
— Фамилии! — Ещё громче завопила регистраторша.
На этот раз завыл настолько неистовый ветер, что Катя не удержалась на ногах и вместе с обеими сумками повалилась в сугроб. Несколько прохожих не по своей воле последовали её примеру. Паша попытался удержать маму, но повалился вместе с ней.
Папа твёрдо держался на ногах.
Одна из открытых дверей отеля, подталкиваемая порывами воздуха, съехала с места, разогналась, и чуть не влетела в женщину. Та в последний момент чудом увернулась.
— Фа-ми-лии! — Скандировала она по слогам людям, что находились в десятке метров от неё.
И отец наконец-таки выкрикнул:
— …
* * *
— Вот здесь, — он тыкнул пальцем в одну из многочисленных линий на карте. — Мы обойдём здесь холм, сможем безопасно пересечь охотничьи угодья, затем уже доберёмся до Тринадцатого сектора.
— Почему бы нам сразу не пойти через охотничьи угодья? — Спросил тучный мужчина, на спине которого покоился тяжёлый баул. — Ведь есть безопасные дороги. Так путь будет намного короче.
— На этой карте не изображены пути охотников. Она экспедиционная. К тому же это уже довольно далеко от Города: их здесь может просто напросто не оказаться. Лучше не рисковать.
— А здесь? — Третий и последний, самый младший участник экспедиции ткнул пальцем в карту немного левее изначального тыка.
— Слушай, Рыжий, не тычь своими пальцами в мою карту, договорились? Я уже делал тебе замечания на этот счёт.
— Прости, Эмиель, впредь буду аккуратнее, обещаю, — Рыжий всегда называл его по полной форме имени, как-бы издеваясь над ним. И он всегда говорил, что впредь будет аккуратнее.