Город
Шрифт:
Снег, удушая, тяжёлым грузом наваливался на него сверху.
Воздушная змея бежала по волнам, еле-еле касаясь поверхности, он ухватился за её хвост, его вытолкнуло наружу и понесло куда-то вбок.
Ветер и снег несли его вниз, метель расступалась перед ним, открывала ему всё больше и больше видимости.
Казалось, он вынырнул куда-то в другое измерение, чисто случайно угодив в межпространственную дыру, но только он захотел оглядеться, как его с силой стукнуло обо что-то.
Это был другой слой.
Он наконец-то скатился.
По спине
Эмиль отряхнулся, пытался придти в себя.
Его глаза пытались отыскать силуэты Щеки и Рыжего.
Где-то совсем рядом вдруг послышался призыв о помощи.
Ветер изгибал и гнул голос как кузнечный молот раскалённую сталь, а потому сложно было даже определить кому он мог принадлежать.
Эмиль поднялся, споткнулся, через силу пополз на звук.
Просьба о помощи раздалась всего раз, но четко отпечаталась в его памяти. Ему теперь ничего не оставалось как идти на звук. Он растерял всех друзей, теперь уже не было важно кто звал его — свой или чужой.
Ветряные волны окончательно сошли на нет, отошли от берегов, снежная мгла расступилась и вьюга растаяла.
Эм увидел Щеку в метрах пятнадцати от себя, жадно разрывающего белую пушнину на склоне холма, от чего в разные стороны летели ошмётки липкого снега, баул с навесом лежали рядом.
Его товарищ прибыл на место чуть раньше него.
Щека увидел Эмиля, но не стал растрачиваться даже на радость, а просто продолжил рыть.
Слева осколком показался силуэт, Эм повернул голову. Это был Рыжий. Весь перепачканный в снегу, но живой и здоровый.
Глава отряда жестом отдал приказ и они вдвоём ринулись помогать Щеке.
Теперь они втроём расталкивали навалы рыхлого снега, рвались внутрь воздушного кармана, в котором был заперт, возможно, уже мёртвый, человек.
Сначала показалось что-то чёрное — это был обрывок рукава того, кого завалило снегом.
Самый тучный и широкий член отряда — Щека — хватанул его за рукав и потянул на себя.
Потом показался крюк в руке этого человека.
Эмиль с Рыжим схватились там, где могли, потянули, пыхтя, все вместе.
Если Рыжий был перепачкан в снегу, то то, что они вытянули, сложно было даже назвать человеком.
Лишь силуэты, черты, навеивающие образ человека, случайно проступавшие то тут, то там. Снег облеплял его почти полностью.
Щека вдруг схватился за свои руки, съежился, поспешил к своему баулу.
Глава отряда посмотрел на него, тот был без перчаток.
Эм припал к лежачему, начал разгребать его, отколупывать от него куски снега, точно скорлупу.
Из яйца показался птенчик, жутко напоминавший обычного человека средних лет.
Ещё немного и он был полностью освобождён от каких-либо обременений. Но глаз этот мужчина не открывал.
Эмиль хватанул его по лицу ладонью один раз. Потом ещё. И ещё.
Рыжий стукнул по нему носком ботинка.
— Рыжий! — Глава отряда рыкнул таким рыком, после которого должен был последовать бросок подобный хищной кобре.
Эм ещё пару раз шлёпнул мужчину по лицу и тот очнулся. Он мог поклясться, что если бы это был утонувший не в снегу, а, допустим, в воде, то он бы сейчас выплёвывал воду. Но этому оставалось только харкаться снегом.
Его глаза открылись, но смотрели как-то ищуще и безнадёжно.
— Везунчик, — Эмиль протянул ему руку.
* * *
— Везунчик.
— О чём ты?
— Я мог бы казнить этого идиота на пароварке. Сломал единственный источник искусства и почти единственный источник музыки. Мда-а, — протянул Капитан, объевшийся мяса по самую макушку.
— Господи, казнь на пару просто ужасна. Нельзя поступать так с людьми за такие мелкие погрешности.
— Мелкие погрешности? Слушай, вот сидел бы кто другой на твоём месте, он бы уже не сидел. Его бы уже волокли. Только ты можешь делать мне замечания и говорить, что я могу, а что нет. Мда-а. Расскажи-ка парню как это делается. Сдаётся мне, что он не был ни на одной из казней.
Писатель Фёдор Абросимов послушно повернулся к Паше, которого примирительно пригласили к их столу после всего случившегося:
— Казнь на пару происходит подле Генератора, на постаменте. Там снизу под решеткой есть особые мощные клапаны, которые открываются с помощью рычага. Человека насильно пристёгивают над этими клапанами цепями, а затем подают пар. Кожа и мясо человека обвариваются на глазах, зрелище просто ужасное, — по выражению лица старика, которому и, правда, приходилось наблюдать это, можно было сделать вывод, что так оно и есть.
— А зачем же вы смотрели? — Паша задал весьма логичный вопрос. — Если вам так не нравится.
— Ха-ха, я его о том же самом спрашиваю! — Воскликнул, смеясь, Капитан.
— Нет, ну, послушайте, молодой человек, ведь я то смотрел исключительно по воле научного интереса. Не меньше, не больше.
— Научного интереса?
— Он опять про свою НИЗМу.
— Как-как, простите?
— НИЗМ, молодой человек. Новая История Замёрзшего Мира. Знаете, были ведь в старом мире различные историки и писатели. Теперь у нас свой Новый мир. Почему бы нам не фиксировать происходящие в нём события на бумаге? Я считаю, что это даже не вопрос желания, это просто необходимо.
— Интересно. А что вы там фиксируете?
— Ой, ну, много чего, молодой человек. Много. Вот вас, например, зафиксировал. Да-да. Ибо посчитал нужным. И…
— Да Федька то вообще в принципе большой твой фанат. Он просто не рассказывает об этом. Но это ладно. А вот что он там ещё может понаписать, это уж вообще… Отдельный разговор, — Капитан как-то тяжело покосился на старика.
Тот, сдавленный под его взглядом, скомканный как лист бумаги, поёжился и запричитал:
— Нет, ну послушайте же, абсолютно ничего такого. Только чистую, чистейшую правду!