Город
Шрифт:
Мик подождал немного, и когда мимо проплывала веточка с мелкими красными ягодками, ловко выудил ее из воды.
Попробовал одну – ягода оказалась страшно кислой. Подумав, он насадил сразу три на крючок и опустил леску в журчащую за кормой воду. И снова лег на спину. Удочку он ловко держал пальцами ноги, а сам принюхивался и прислушивался к лесу. Ни опасности, ни добычи Мик не почуял.
Весь день они плыли среди леса. Мик шестом вывел лодку ближе к берегу и срывал по дороге незнакомые плоды. Горькие или кислые он сразу отправлял на наживку, а остальные проверял на съедобность: съедал кусочек, долго пережевывая
Когда жара спала, а воздух начал темнеть, Мик причалил к корням огромного дерева. Одной половиной оно росло из земли, а другой из воды.
Мик привязал лодку и вылез. Картину он поставил в уютную ложбинку между корней – так, чтобы девочка видела отблески заката по краям густой темной листвы. А сам занялся выгрузкой добычи и готовкой. Когда в сумраке заплясали, потрескивая, желтые язычки пламени, он удовлетворенно вздохнул и уселся в корнях. Лес ему нравился.
Отблески пламени играли на гравюре; молитвенно сложенные изящные ручки оставались неподвижны, но опущенные ресницы Девочки, казалось, подрагивали – как будто она исподволь смеялась чему-то своему.
– Ты здесь? – шепотом спросил Мик.
Но Девочка не отозвалась. Так что он поужинал в одиночестве, прислушиваясь к плеску воды и шорохам леса. Под эти звуки он и заснул, прижав к груди Девочку и завернувшись в одеяло.
На следующий день они продолжили плыть по реке. Девочка спала на носу. Мик с кормы ловил рыбу и глядел на причудливые разноцветные листья, плывущие по воде.
Было жарко и дремотно, несколько раз он засыпал в лодке и не знал, надолго ли. Когда мальчик проснулся в последний раз, что-то изменилось.
Стало прохладнее и воздух как будто потемнел; но это было не все. Мик, привстав на корме, тревожно озирался и принюхивался. Что-то было по-другому.
Наконец он сообразил – лодка двигалась намного быстрее, и с каждой секундой её скорость увеличивалась. А вскоре Мик понял, что давно уже слышит какой-то глухой басовитый шум – и этот звук тоже все нарастает.
Мик схватил шест и попытался выправить лодку к берегу, но не тут-то было. Шест до самого кончика уходил в воду, а дна не было.
Тогда Мик быстро собрал вещи, шепнув гравюре «Кажется, у нас приключение», убрал её в мешок. Закинул на плечи и, с шестом наготове, уселся на корме. Лодка неслась все быстрее, но вода пока была спокойной, гладкой, с редкими глубинными водоворотами. Шум все нарастал и нарастал, и вот когда он стал нестерпимым, река повернула и впереди открылся океан.
Он был огромен, весь серебряный от несшихся на берег волн, и он ревел. Темные воды реки летели навстречу серым и белым волнам океана, сталкивались со звенящим звуком, от которого было больно ушам; бурлящая смесь воды подпрыгивала на высоту деревьев.
А еще Мик успел заметить, что когда волны опадали, из воды на мгновенье показывались черные блестящие камни.
Мик в отчаянии привстал на корме и, сорвав с плеч мешок, изо всех сил швырнул его на берег. Докинул ли он, Мик не успел заметить. Берег промелькнул вместе с холодной мыслью «Вот и смерть» и лодку швырнуло в волны. Был удар, и мир исчез в яростных белых струях. Направления исчезли, сначала его вроде бы бросило вверх, потом неумолимо потянуло назад и вниз, наконец, схватившая его волна понеслась куда-то еще – и после удара Мик вдруг почувствовал твердость песка и схватил ртом воздух.
Его обтекала, стремительно уносясь назад, пена. Мик, весь дрожа, неуклюже и быстро встал и побежал прочь.
Только увидев под ногами сухой песок, он остановился и обернулся. Равнодушные, тяжелые, но гибкие волны все так же бились у берега, взлетая и падая всем весом на скалы. Не было видно даже обломков его голубой старенькой плоскодонки.
Мик отвернулся и побрел вдоль берега. Он дышал тяжело и ошеломленно, и каждая мышцы тела до сих пор отзывалась ноющей памятью о силе волн.
Перевалив через невысокий нанос песка, Мик увидел свой мешок – он лежал, как ни в чем не бывало, на берегу небольшой заводи, наполовину в обтекавшей его быстрой воде.
С радостным криком Мик бросился вниз.
Картина и вещи почти не пострадали. Только спички, которые, как на зло, лежали на дне, промокли.
Мик перебрался к опушке, развесил на ветвях одежду, разложил, присыпав сухим песочком, спички. А сам завернулся в одеяло, уселся на берег и прислонил картину к узловатому стволу дерева.
– Мы пережили кораблекрушение! – весело сказал он девочке.
Та в ответ слегка склонила голову и чуть улыбнулась тонкими белыми губами.
– Ты, наверное, тоже когда-то пережила. То есть не пережила. Расскажи, если вспомнишь.
Девочка промолчала. Мик смущенно погладил ее по плечу.
Так они сидели до вечера, глядя на бесконечный горизонт, хмурое небо и океан. Время от времени Мик на гармошке издавал дикие трубные звуки, приводившие его в восторг.
К вечеру океан немного успокоился и Мик спустился вниз, искать морские сокровища. Но, видно, море здесь было совсем пустынное – он не нашел ни обломков лодок, ни переломившихся в борьбе с бурей мачт, ни даже фантиков или пластиковых бутылок.
Только какую-то жуткую рыбину: большую, розовую, мягкую, как желе, и всю в черных иголочках. Рыба жадно шлепала губами, круглые выпуклые глаза помутнели. Мик веткой оттолкнул ее в воду.
Так что к Девочке он вернулся с пустыми руками. Спички так и не высохли, и ночлег пришлось обустраивать без огня. Мик выкопал в песке неглубокую ямку длиной и шириной с себя. Улегся в нее – ветер вроде бы не чувствовался. Конечно, можно было укрыться в джунглях, но без огня Мик не хотел туда соваться.
Он выстлал ямку сухими пальмовыми листьями, а сверху разложил одежду. Вышло даже уютно.
Сложив под голову мешок, Мик обнял Девочку, завернулся со всех сторон в одеяло и, подтянув колени к груди, превратился в маленький теплый клубок.