Шрифт:
Пролог
Первую свою татуировку Зум-Зум сделал, когда ему было восемь лет. И это был не мишка и не котик. Это был огромный, страшный паук с крестом на спине, сидящий в центре паутины. Татуировку Зум-Зум хотел простую, черно-белую. Паутина должна была оплетать все левое плечо.
Услышав, что хочет парнишка, мастер тату рассмеялся. Но он перестал смеяться, когда Зум-Зум выложил перед ним на стол пять золотых аль-алларов.
– У кого ты украл эти деньги? – спросил он.
– Не твоя забота, – ответил Зум-Зум. – И, между прочим, ты не единственный
Подмечено было верно.
Мастер быстро смахнул деньги со стола. В конце концов, восьмилетний мальчишка такой же клиент, как и любой другой, платящий аль-алларами.
– Значит, ты хочешь паука? – спросил мастер, раскладывая свои инструменты.
– Большого, страшного и злого паука с крестом на спине, – уточнил Зум-Зум. – Вот такого.
И Зум-Зум положил перед мастером на стол листок бумаги с рисунком.
Мастер двумя пальцами ущипнул кожу на груди Зум-Зума.
– Знаешь, ты ведь еще будешь расти. Рисунок растянется и станет нечетким.
– Его можно будет подновить, – ответил на это Зум-Зум.
– Что ж… – мастер взял в руки рисунок. – А почему именно паук?
– Не знаю, – пожал плечами Зум-Зум. – Просто первое, что пришло в голову.
Зум-Зум солгал.
Рисунок сунул ему в руку мужчина, едва не сбивший Зум-Зума с ног на базарной площади Раз-Зар. Зум-Зум только примерился срезать кошелек с пояса толстой мамаши, увлеченно перебирающей побитые молью ковры, вывешенные возле дверей лавки У-Мара Одноглазого, как тут на него и налетел этот чернявый.
С первого взгляда на него было ясно, что он нездешний. Волосы черные как смоль, аккуратно подстриженные, облегали голову, будто круглая шапочка. Аккуратная черная бородка, усики. А кожа бледная, будто мукой присыпана. С такой светлой кожей он, хоть и нацепил на себя полосатый халат и расшитую тюбетейку, все равно не мог сойти за местного. У жителей Ур-Курсума кожа медная, а волосы все больше в рыжину.
Поначалу Зум-Зум подумал, что налетевший на него человек пьян. Ну, или еще какой дури хапнул. На базарах Ур-Курсума можно найти все, что душе угодно. И даже немного сверх того.
Человек схватил Зум-Зума за руку и едва слышно произнес:
– Помоги…
Зум-Зум не первый день срезал кошельки на базаре – знал что почем в этой разноцветной, шумной сутолоке. А потому сразу, без разговоров приставил свой маленький, такой что в кулаке можно спрятать, но острый как бритва нож к горлу незнакомца.
Тот болезненно усмехнулся и отвел в сторону полу халата.
На правом боку у него кровоточила резаная рана длиной с палец.
– Помоги… – повторил незнакомец и сунул в руку Зум-Зуму золотой аль-аллар.
Зум-Зум настороженно глянул по сторонам и сразу же приметил четырех уликаров, как всегда бесцеремонно расталкивающих как покупателей, так и торговцев. Судя по тому, как старательно уликары вытягивали шеи и крутили головами по сторонам, они кого-то искали. Не иначе как раненого человека, что мертвой хваткой вцепился в руку Зум-Зума.
– Дашь еще два аль-аллара? – спросил Зум-Зум.
Незнакомец молча кивнул.
– Идем.
Теперь уже Зум-Зум схватил чужака за руку и, волоча его за собой, нырнул в полумрак лавки У-Мара Одноглазого.
– Эй! Тебе что тут надо? – увидав Зум-Зума, всполошенно взмахнул руками У-Мар.
Не обращая внимания на крики Одноглазого, Зум-Зум нырнул под прилавок, скользнул между пахнущими лавандой коврами – У-Мар обсыпал их пахучей травой, чтобы моль не завелась, – и, выскочив через заднюю дверь, оказался за спиной торговца, соблазняющего покупателей сочными, алыми дольками арбуза и медовыми кружками дыни.
– Эй! Да у тебя здесь мух полно! – недовольный покупатель вернул торговцу дольку арбуза, которую собирался попробовать.
– Какие мухи! Какие мухи, дорогой! – Возмущенно взмахнул руками торговец. Схватив двумя пальцами залипшую в сладком сиропе муху, он быстро сунул ее в рот и принялся старательно жевать. – Вот! Видишь! Это не муха, а семечка!
Сказал и тут же отвесил подзатыльник мальчишке лет пяти с круглым веером в руках, чьей обязанностью было отгонять слетающихся на сладкое мух.
Таща за собой чужака, лицо которого сделалось бледнее, чем прежде, а ноги заплетались так, что непонятно было, как ему вообще удавалось идти, Зум-Зум обогнул гору арбузов, проскочил между столами торговцев, один из которых торговал баклажанами, а другой – разноцветными специями, и выскочил к мясному ряду.
Быстро глянув по сторонам, он увидел двух уликаров, настороженно выискивающих кого-то в толпе. Конечно, искать они могли не раненого чужака, а жулика, срезавшего кошель у богатого покупателя. Но на всякий случай Зум-Зум резко сдал назад.
Нырнув под телегу с грудой сала, каждый брусок которого был завернут в промасленную бумагу, Зум-Зум оттолкнул в сторону большого рыжего пса, который примеривался, как бы незаметно умыкнуть один из кусков, сводящих его с ума своим запахом, юркнул в лавку торговца сладостями, схватил по дороге липкую нугу и сразу сунул ее в рот, выбежал в узкий проход между невысокими домами с глинобитными стенами, в которых за три аллара можно было снять комнату на сутки, а за пол-аллара – поспать десять часов на кошме, вповалку с другими, а после выпить стакан чаю с лепешкой, и свернул в проулок, в конце которого находился верблюжий загон. Боком пробравшись между оградой загона и стеной примыкающего к нему дома, Зум-Зум ногой сгреб в сторону сваленную возле стены груду грязной, вонючей ветоши, под которой открылась ведущая вниз черная дыра.
Не церемонясь, Зум-Зум толкнул незнакомца в дыру. После чего быстро глянул по сторонам, чтобы убедиться, что никто за ними не следит, и сам как ящерка юркнул в нору. Не забыв после этого выглянуть, чтобы снова прикрыть дыру ветошью.
Зум-Зум никогда ничего не забывал. Поэтому и дожил до восьми с половиной лет. В Ур-Курсуме это не всякому удается.
В темноте тихо скрипнуло колесико зажигалки. Зум-Зум зажег масляную лампу и поднес тусклый огонек к лицу чужака.
Чернявый сидел на полу, раскинув ноги, привалившись плечом к стене. Глаза его были закрыты. Дышал он не просто тяжело, а надсадно, с хрипом, как загнанная лошадь. По всему было видно, долго он не протянет.