Городская фэнтези — 2008
Шрифт:
— Ты с нами не шути… Мы тут подумали, решили, что это ты ночью ряженый приходил. А кто ещё? Вчера пугал, истории про привидений рассказывал, гнал нас из деревни. Вот и пришёл…
— Ряженый? Ночью?
— Ты не придуряйся. Ещё раз явишься, точно пулю в лоб получишь, понял?
— Да не ходил я к вам, мужики! Правду говорю!
— Ну-ну… Говори, почему не хочешь, чтоб я дом купил? Утащил из него что-то, боишься, что откроется?
— Да нет же! Что там утащить-то можно? Давно всё разворовано, сами, чай, видели.
Гости переглянулись.
—
Чужаки помолчали тяжело, дыша перегаром, потом развернулись дружно, как по команде, и вышли один за одним.
Простонали под ботинками половицы. Хлопнула дверь. Мелькнули за окном тени; широкая ладонь легла на стекло, сжалась в кулак — и исчезла.
— Да что же это делается, Вася? — жалобно спросила жена, заглядывая в комнату.
— Из-за денег всё, Света… — сказал Василий, слепо глядя в телевизор. — Почуяли волки поживу… Эх, не успел я… Чуть-чуть не успел…
Вечером того же дня чёрный человек явился всей деревне. Вышел он из леса, с той стороны, где, вроде бы, был похоронен отец Гермоген со своей семьёй. Зина Горшкова как раз отвязывала козу, что паслась у кустов. Выпрямилась с верёвкой в руках, глянула — и аж затряслась.
Чёрная фигура словно плыла над травой. А сквозь неё тускло просвечивали белые берёзовые стволы.
Вдовая Танюша Смолкина, живущая на краю деревни, вышла запереть рассевшихся по насестам куриц. Увидела бредущего мимо человека в рясе, поняла, кто это, взвизгнула — и осеклась, вмиг онемев. Три дня потом ещё заикалась.
Алексей Злобин, заядлый рыбак, вытащил из пруда проволочную вершу, вынул пяток карасиков, на чешуе которых отсвечивала вечерняя заря, повернулся к стоящему сзади ведру — и остолбенел, открыв рот.
По обкошенной тропке бесшумно двигалась чёрная одутловатая фигура. Вместо лица — мутное пятно с дырами глазниц, колючие травяные стебли босые ноги пронзают, а с белой, словно из прозрачного воска вылепленной руки кровь алой струйкой на землю течёт — будто нить вьётся.
Вдоль всей деревни прошёл призрак.
Медленно шёл, будто каждому хотел показаться.
Видели его и Захарьевы, и Прокопьевы, и Измайлова бабка, и дед Кондратенков. Видел его и Василий Дранников.
Обмирали от страха люди, немели. Кого-то холодом обдавало, кто-то, наоборот, мелкой испариной от накатившего жара покрывался. Никто не решался потревожить призрака. Один только дед Артемий, собравшись с духом, чуть слышно окликнул Гермогена по имени. Тот приостановился, повернулся медленно. И, вроде бы, всхлипнул. Дед потом клялся и божился, что видел, как бесформенное серое лицо на миг обрело человеческие очертания.
Страшное, говорил, это было лицо…
Последним чёрного человека видел Иван Степанов.
— Меня напугать трудно, — рассказывал он после. — Но тут сердце словно в живот провалилось и замерло там. Волосы дыбом встали — и будто кто невидимый ледяной ладонью по голове провёл…
Прошёл чёрный человек возле Степанового дома, высокого забора не заметив, и пропал за кустами.
Всем было ясно, куда он направляется.
Новость о том, что каменный дом ночью рухнул, принесла Анна Николаевна. Утром она, как обычно, отправилась за ягодами. Свернула чуть с дороги, обходя кладбище, поднялась на холм, глянула — а председателева дома-то и не видать. Только чёрный джип лакированной спиной поблёскивает.
Развалился дом, рассыпался — будто взрывом его тряхнуло, а то и не одним.
Да только не было ночью никакого взрыва. Тихая была ночь.
С лопатами, с ломами сбежались мужики на развалины. Разобрали поломанную крышу, оттащили в сторону, взялись за кирпичные завалы, да быстро поняли, что с работой этой им одним не управиться.
— Без техники тут не обойтись, — сказал, отдуваясь, Иван Степанов. — Хуже бы не сделать. Да и милицию прежде надо дождаться.
— А люди как же? — спросил сердобольный Тимофей Галкин.
— А что люди? Ты погляди, это ж натуральная могила. Нет там живых. Всех, кто там был, сразу задавило… Пошли-ка домой, мужики. А то как бы чего не вышло…
Потихоньку разбрелись мужики. Остался на развалинах один Василий Дранников. Не давала ему, человеку с высшим образованием, случившаяся мистика покоя. Как же так может быть? — восемьдесят лет стоял крепкий дом, а потом вдруг в один миг по кирпичику рассыпался. Может, действительно, взорвалось что-то? Газ, может, в подвале скопился? Но почему тогда никто ничего не слышал?..
Долго бродил Василий по останкам дома, с собой разговаривая, высматривая сам не зная что. Ковырял ломом куски цемента, переворачивал кирпичи, ворошил ногами каменное крошево. О планах своих думал; смущаясь сдержанной радости своей, судьбу за второй шанс благодарил. Решал, с чего же начать планы свои реализовывать: запруду ли строить, или церковь начать восстанавливать.
Чтоб самую маленькую плотину поставить, кучу разных бумаг надо подписать, множество кабинетов необходимо обойти. С церковью, вроде бы, куда проще. Епархия поможет, обещала. А стройматериал — так вот же он, под ногами. На фундамент точно хватит. Хоть сейчас стройку затевай.
Эх, денег бы ещё чуть…
Мысок его сапога ткнулся во что-то тяжёлое, отозвавшееся глухим бряцанием.
Василий наклонился. Отодвинул обломок стены. Отбросил пластину застывшего цемента.
Из завала торчал мешок. Или что-то, очень на мешок похожее.
Василий ещё раз пнул находку, проверяя, а не труп ли это.
Нет.
Он присел. Пощупал прелую ткань. Потянул её — и подгнившие волокна легко разошлись.
Василий обмер.
На цементную пыль, на кирпичное крошево из прорехи полился сверкающий металл: старинные монеты, цепочки, браслеты, кольца. Охнул Василий, ладонями зажимая дыру, почувствовал, сколько ещё драгоценностей прячется в мешке. Обернулся, зыркнул по сторонам.