Городская фэнтези — 2008
Шрифт:
— Ну что за гадство! — ору я. В досаде пинаю урну. Получи! Н-на! Хотел бы я встретить того, кто подстроил всю эту хренотень. Я бы объяснил ублюдку, что осень — не самое подходящее время года. И я отнюдь не разделяю восторги моей бывшей девушки насчёт прекрасной поры, которая, как сказал поэт, очей очарованье. А Катька бы подтвердила. Жаль, она уже не сможет это сделать.
Кап — раздаётся шорох. Кап, кап. Поднимаю голову. Холодные капли на лице похожи на слёзы. Я не плачу. Теперь. Я и раньше не плакал.
— Да пошли вы все, — говорю я, нашаривая ручку двери. Кап — частит
Начинается дождь.
Город большой, унылый и опасный. В чём таится опасность, я не знаю. Но надо быть готовым ко всему. Ржавая арматурина в руке совсем не похожа на меч доблестного рыцаря, зато придаёт уверенность. В чём? Я не знаю…
Как же меня угораздило? Пытаюсь сообразить и не нахожу ответа. Голова трещит, во рту горький металлический вкус — будто свинца нажрался. Зубы стучат: холодно. Тонкий свитерок, джинсы, летние сандалии — плохая защита от осенней непогоды. Особенно сандалии. Я уже оступился, черпанул воды из лужи. И мокрый носок неприятно липнет к коже.
— Какого дьявола?! — надрываюсь я. — Почему осень? Вчера было лето!
Никто не отвечает. Тихо, удивительно тихо вокруг.
Иду по улице; мрачные панельные дома провожают меня взглядом тёмных окон. Людей нет. Одинокие тополя с куцыми, словно обрубленными кронами тревожно шелестят на ветру. Жёлто-бурые листочки на ветках то и дело срываются, планируют вниз — на грязный асфальт. Ветер гонит листья по мостовой, сбивает в кучи. Вдоль бордюров по обе стороны проезжей части их скопилось довольно много. В воздухе разлит сладковатый, гнилостный запах прели и разложения.
Я шумно, с присвистом дышу. Близоруко щурюсь, всматриваясь в окна — тюль, занавески, цветочки, сохнущее на балконах бельё.
— Эй, есть кто-нибудь? — слабо бормочу. — Это шутка? Она не смешная.
Ребристый пруток оставляет на взмокших ладонях ржавые разводы. Сердце частит, в животе противно ноет; я обвожу языком пересохшие губы — мне страшно. Я не понимаю, как очутился тут. Почему? Что это за место? Помню только, что сильно напился вчера, поругавшись с Катькиной мамой, и… лёг спать. Проснулся уже здесь.
Я иду в магазин. Одеваюсь, беру пакет. Помню, раньше, в первые дни, таскался с рюкзаком. Волочил на горбу целую кучу продуктов. Затем уяснил — ни к чему. Вот минералку можно захватить, бутылок шесть. Если ночью захочется пить, а ведь обязательно захочется — замаешься с ведром взад-вперёд бегать, выплёскивать, — минералка ой как пригодится.
Выхожу на лестничную клетку, двери соседних квартир еле угадываются. Зыбкие, нечёткие контуры; синяя краска стен мешается с грязно-белой извёсткой потолка. Ну разумеется, снаружи-то неизвестный мастер постарался, воспроизвёл в точности. Окна, цветы на подоконниках… А внутри — напортачил. Тяп-ляп на скорую руку. Коз-зел.
Ну, магазин — это отдельная тема. Хорошо вышел, и предъявить-то нечего. Но вот квартирка моя на втором этаже… Кособокие стол и стулья. Визгливая кровать с тонким матрасом и жёсткими пружинами. Тяжёлые, болотного цвета шторы. Спасибо хоть не из брезента. Тьфу! — сплёвываю в сердцах, пинком открываю дверь подъезда. Воробьи — вот чмыреныши! — ещё копошатся возле перевёрнутой урны. Интересно, птицы те же, вчерашние? Или другие?
— Чтоб вы сдохли! — приветствую я пернатых тварей. Они оголтело чирикают в ответ, наверно, желают того же самого.
И я мечтаю о ружье, тяжёлом, гладкоствольном. Об охотничьей берданке. С патронами, заряженными картечью. О громком звуке выстрела. Ба-бах! — дробь ударит из ствола, рассыплется веером. Приклад толкнёт в плечо, и в воздухе закружатся серые перья. Ветер подхватит их, понесёт в игривом танце. Перьев будет много, очень много, они повалят, будто из вспоротой подушки, а капельки крови расцветут на жёлтых листьях ярко-алыми точками.
Мечты, мечты… Наверное, Город тоже чья-то мечта. Глупая, идиотская мечта об осени. Но при чём тут я?!
— Кыш! — вызверяюсь на воробьёв. — Паскудники! Они улетают.
До магазина метров триста. Мимо детской площадки с грибками песочниц и сломанными качелями, мимо рюмочной на углу, кстати, весьма похожа. Но одной детали не хватает, самой важной — запаха. Паров, мать-перемать, алкогольных да пьяных, дышащих перегаром голосов. Мимо автобусной остановки; на фонарном столбе болтается замызганная табличка — «Маршрут № 2, 11, 17, 49».
— Эй, шеф, — криво ухмыляюсь. — Покатаемся? Я хочу уехать отсюда на хрен и никогда-никогда не возвращаться.
Светофор горит красным, запрещающим светом, и я нарочито медленно перехожу дорогу. Ну, где вы, машины? Какого рожна мигает эта кретинская штука? Красный, жёлтый, зелёный. Да хоть фиолетовый! Автомобилей-то нет.
Магазин на той, противоположной стороне. В витринах отражается утреннее солнце; пошлые рисунки на стёклах — булочки, молоко, мясо, овощи, — как всегда, раздражают. Еда здесь только консервированная. Ладно, не привыкать, один фиг готовить не умею. Хихикаю: да если б и умел? Газовой плиты нет. Ещё в магазине можно разжиться одеждой; мне чертовски повезло, что тогдая наткнулся на него, всего час проблуждав по Городу.
Замёрзший, голодный, с мокрыми ногами. Есть в жизни счастье, подумал я, решительно сжимая в руке арматуру и готовясь разбить витрину. Ха-ха, дверь оказалась открытой. Да, в тот день я наелся от пуза, а потом заснул в подсобке на мягких пыльных мешках. Довольный, будто кот, сожравший банку сметаны.
Оказывается, чтобы чувствовать себя по-настоящему счастливым, не обязательно быть миллионером. Достаточно набить брюхо, одеться потеплее и крепко выспаться.
Не возьмусь утверждать, что моя квартира — одна такая. Но в этом районе — таки да. Я все тут облазил. Домик, конечно, неказистый, двухэтажный, зато крепкий. Повезло, короче. Чисто случайно её обнаружил, а то до сих пор жил бы в магазине. Неудобно там, да и большой он; а по ночам страшновато бывало: звуки всякие, шумы, скрипы. Дождь за стеклом — бам, бам, словно рота по плацу шагает. В квартире — тише, в квартире — занавески, можно укутаться одеялом с головой и представить, что ничего этого нет — дождя, Города, одиночества.