Городская магия

Измайлова Кира Алиевна

А в итоге не получалось ничего хорошего. Как ни неприятно было сознавать, но давно, в запале сказанные слова Ларисы Романовны были правдой — уже в моем дипломе влияние Давлетьярова ощущалось очень и очень сильно. Что же будет с диссертацией? Игорь меня переупрямит по любому вопросу, авторитетом задавит, я уже поняла, с ним бесполезно спорить. У меня аргументов не хватит его переубедить, а неаргументированных возражений он вообще не слышит.

"А в результате, Чернова, — сказала я себе почему-то совершенно спокойно и засунула в чемодан очередные «фр-р-р» брюки, — из тебя получится отличный клон. Ничего, что другого пола. Так даже интереснее. Это пока тебе удобно и комфортно так существовать, а если ты

Игорю надоешь? А ведь надоешь, как пить дать, когда он, наконец, посмотрит, что из тебя может выйти, убедится, что ничего особенно выдающегося, и потеряет всякий интерес к твоей персоне. И что ты тогда будешь делать, а, подруга? — Я посмотрела на себя в зеркало. Физиономия моя, как ни странно, удрученной не выглядела. — А вот тогда, дорогая моя, ты уже ничего сделать не сможешь, потому что Игорь к тому времени тебе мозги так вправит, что ты сама по-другому мыслить не сможешь. Ты уже и сейчас все пытаешься рассмотреть с его точки зрения. Ну и кому нужен будет клон Давлетьярова, ни на какие ценные мысли без его одобрения и помощи не способный? Нехорошо выходит, Чернова, согласись?"

Чернова в зеркале согласилась. Разговаривать со своим отражением, это, конечно, не совсем здраво, но если больше не с кем, то сойдет.

— И что нам с тобой делать? — спросила я отражение. Оно вслед за мной пожало плечами. — И нечего изображать растерянность. Потому что, подруга, ты прекрасно знаешь, что надо сделать, только это тебе не нравится, вот и все.

Не нравится, конечно, потому что решение в голову пришло радикальное. И последствия у него будут непредсказуемые, потому что предсказать реакцию Давлетьярова на мою выходку я не бралась…

На некоторое время я отвлеклась от своих мыслей, потому что надо было прощаться с ребятами, меняться адресами и телефонами и участвовать в прощальном банкете. Было немножко грустно, конечно, и улетать не хотелось.

Шон все никак не мог успокоиться по поводу подброшенной ему идеи и требовал от меня твердого обещания, что я буду с ним переписываться и помогу, если он зайдет в тупик. Я обещала, потому что в самом деле не хотела терять с ним контакт: способности у Шона были не слишком выдающиеся, зато оригинальные идеи он генерировал с бешеной скоростью.

Мирей и Софи обнимались со мной, плакали и обещали непременно наведаться как-нибудь в Москву, если не с выступлением, то просто в гости. Микки был грустен, и я его отлично понимала: ни до чего серьезного у нас с ним дело не дошло, мне было не до того, да и некогда, если честно. Он оказался очень неплохим парнем, я уже говорила, и, хотя я не собиралась вступать с ним в более близкие отношения, сказать об этом так и не решилась.

Почти два месяца длилась эта конференция, а казалось, недели не прошло. И что я, дура, раньше всегда отказывалась от участия во всяких там конференциях, даже в родном университете? Я считала, что это очень скучные мероприятия. Может, иногда так оно и было, а если нет? Тогда я много потеряла. Впрочем, наверстать еще не поздно.

Да взять хотя бы эту конкретную конференцию: сперва было, конечно, сложно, зато сколько нового я узнала, уж не говоря о том, что познакомилась с отличными людьми! И, к слову сказать, здорово подтянула разговорный английский, теперь я могла трепаться на нем совершенно свободно: с лексикой-то у меня все в порядке, я же говорю, практики не хватало. Я даже по-французски начала немножко понимать, потому что Мирей и Софи порой в ходе оживленной беседы сбивались на родную речь, если не хватало английских слов, так что волей-неволей пришлось приспособиться.

А кстати, почему бы мне и французский не выучить? Уж если я «маг-язык» одолела, то с французским неужели не справлюсь? Немецкий я благополучно забыла, да и ни к чему он мне, а французский определенно пригодится… Я невольно усмехнулась: ничего

себе программа-минимум у тебя, Чернова! Ты сперва диссертацию напиши! С другой стороны, одно другому ведь не мешает, а мозги тренировать надо, а то завянут.

Наверно, смена обстановки так на меня подействовала, что я в конце концов все-таки разобралась в происходящем со мной. Только после двух месяцев свободы до меня вдруг дошло, как же тяжело мне жилось последнее время. Не физически тяжело, конечно, но постоянное стремление «соответствовать» уровню Игоря изрядно меня утомило. А зачем, кстати, мне к этому стремиться? Он сам по себе, а я сама по себе. А там, как говорится, что выросло, то выросло. Гения из меня не выйдет, ясное дело, но попробовать-то побарахтаться самостоятельно я могу!

Только это ведь я здесь, в Париже, такая смелая, а я ведь прекрасно знаю, что стоит мне переступить порог квартиры, как вся эта храбрость живенько улетучится. До сих пор я даже не подозревала, какую власть надо мной забрал Давлетьяров, а когда осознала, то даже испугалась. С этим определенно пора было что-то делать, и немедленно, иначе я протяну время, да так ни на что и не решусь…

Все это я обдумывала, сидя в самолете, и, оказавшись в московском аэропорту, располагала довольно четким планом действий. Из аэропорта я поехала к родителям, чему они несказанно обрадовались, вручила все подарки, поделилась впечатлениями, привела себя в порядок после перелета, а потом заявила, что мне нужно съездить отчитаться в университет. Это можно было сделать и завтра, тем более, что отчет у меня имелся в готовом виде, но родители байку скушали и не поперхнулись.

В университет я, конечно, не поехала, а отправилась на квартиру Давлетьярова. Это жилище всегда носило у меня только такое наименование, «домом» я никогда эту квартиру не называла даже в мыслях. Игоря, конечно, не было, сегодня вторник, по вторникам он до ночи на работе, а значит, мне не помешает.

Действовала я быстро, не потому, что боялась передумать — свои решения я не меняю, — а потому, что все-таки опасалась, как бы Игорю не вздумалось приехать в неурочный час. Мало ли… Может, не очень хорошо так поступать, но иначе я и вовсе ни на что не решусь.

Вещи я собрала очень быстро, у меня их и так немного, а здесь было и того меньше. Всего две сумки получилось: одна с вещами, вторая с книгами. Я оглядела квартиру: так, кажется, не осталось никаких следов моего пребывания тут. Хорошо, что Игорь запретил мне перевозить мой дряхлый компьютер, "этот антиквариат", а то намаялась бы я с ним. У Давлетьярова было два компьютера, старенький стационарный и навороченный ноутбук, вот стационарным мне и дозволялось пользоваться. Конечно, все свои материалы я переписала, а с жесткого диска просто потерла. Так. С этим тоже порядок.

Стоя на пороге, я окинула взглядом квартиру, которую видела, скорее всего в последний раз. Все-таки полюбить это место мне не удалось, какое-то оно было… тусклое, что ли? Даже в рабочем кабинете Игоря его присутствие ощущалось ярче, чем здесь. Мебель эта доисторическая, громоздкая и неудобная, я помню, когда я была маленькой, у родителей была такая же. Но сейчас даже мои влюбленные в барахло родители, скрепя сердце, выкинули чудовищный гарнитур (в дачный домик, по счастью, он просто не поместился бы) и заменили новой мебелью, легкой, изящной и удобной. Не знаю, откуда у Игоря появилась эта обстановка, он сам, с его-то вкусом, наверняка выбрал что-нибудь более пристойное. По паре намеков я поняла, что вроде бы это осталось еще со времен его недолгой семейной жизни, но вот почему Игорь потом не избавился от этих пыльных монстров, загромождающих комнаты? Сперва, должно быть, ему было все равно, потом стало некогда, я никогда не спрашивала, если честно. Впрочем, что теперь размышлять, мне здесь больше не жить…