Городская Ромашка
Шрифт:
– Наверное, они уже пролетели, - срывающимся голосом предположила девушка. Ей не терпелось выйти наружу.
– Нет. Они все еще поблизости. К тому же могут появиться и другие.
Некоторое время Мирослав молчал, потом Ромашка вновь услышала его голос:
– Да… Я об этом не подумал. Глупо получилось.
"Но ведь там темно, - подумала Ромашка, - вряд ли нас бы увидели. Можно спрятаться в тени, только не здесь, только бы выйти отсюда". И тут же спросила:
– Разве они нас увидят?
– Их приборы улавливают тепловое излучение. Если бы не
Мирослав был очень недоволен собственной непредусмотрительностью - Ромашка чувствовала это - и теперь опасался, что патрульные заметят оставленный снаружи параплан. Но прожекторы на вертолетах так и не включились.
– Нам придется переночевать здесь, - сказал Мирослав.
Такого Ромашка не ожидала.
– Как здесь?
Мирослав снова осторожно подобрался к окну, глянул на небо, и, вернувшись к Ромашке, включил фонарик. Ненадолго, только чтобы осмотреться, и сразу выключил, но увиденное не прибавило девушке оптимизма. Действительно, они стояли на боковой стене помещения, некогда бывшего жилой квартирой - сохранились даже трухлявые остатки мебели - а над головой Ромашки была еще одна дыра. Все поверхности были покрыты мхом, на стене, которая теперь являлась полом, росла хиленькая травка.
– Жутковатое место, - подытожил ее размышления Мирослав.
Он вынул их рюкзака одеяло и положил его на пол.
– Ложись и укутывайся как следует.
– Я не буду здесь спать!
– испуганно возразила Ромашка.
– Если мы не сможем лететь по ночам, это значит, что нам придется долго идти пешком, и не только завтра. Причем идти как можно быстрее. Так что лучше поспи, хорошо?
Возражать было бессмысленно, а главное - Ромашка вдруг почувствовала, что действительно очень хочет спать. Она улеглась на одеяло, завернулась в него, прячась от ночной прохлады и сырости.
– А ты?
– спросила она Мирослава.
Он был рядом, и уже немного привыкшими к темноте глазами девушка различала его силуэт.
– Я? Я, наверное, тоже прилягу, но не сейчас, попозже…
– А… а у нас только одно одеяло, - виновато пробормотала девушка.
– Мне не надо. Я привык, не замерзну.
А вот Ромашка бы точно замерзла, не догадайся Мирослав взять одеяло специально для нее. Девушка устроилась поуютнее и подумала, что здесь, на самом деле, не так уж и страшно.
Утро Ромашка проспала. Мирослав не стал ее будить, и когда девушка открыла глаза, солнечные лучи уже заглянули в окно и освещали небольшой пятачок перед входом. Ромашка потянулась и попыталась встать, но не тут то было! Ноги болели так, как не болели еще никогда, и каждое движение получалось каким-то скованным и неловким. И все-таки Ромашка встала и даже, придерживаясь рукой за стену, подошла к окну, за которым разглядела Мирослава. Рядом с ним лежал на траве упакованный в рюкзак параплан.
– Доброе утро, Ромашка, - поприветствовал он ее, оборачиваясь.
– Как спала?
–
Девушка попыталась выбраться из пещеры, которая уже не казалась такой зловещей, как накануне, но ноги не слушались.
– Ноги болят?
– спросил Мирослав и, не дожидаясь ответа, помог Ромашке вылезти наружу.
– Чуть-чуть, - соврала Ромашка.
Под пристальным взглядом Мирослава девушка сначала отвела глаза, но тут же упрямо вскинула голову.
– Ничего, идти смогу, - твердо сказала она. А-то думает, небось: городская, неженка…
Мирослав с сомнением пожал плечами, но ничего не сказал.
Останки разрушенного города сменились тусклой равниной, когда время уже перевалило за полдень. Первое воодушевление прошло, пейзаж не отличался разнообразием - реденький лес, желтеющая трава, - и так целый день. Пару раз над ними бесшумно проплывал вертолет, но днем патрульные могли полагаться лишь на свое зрение. Пока путникам везло - их так и не заметили.
К вечеру у них остался последний кусок хлеба и несколько пачек с картошкой, вернее с мелкими хлопьями, почти порошком, который можно было залить горячей водой и приготовить картофельное пюре. Как бы Мирослав не кривился при виде этого самого порошка, как бы не доказывал девушке, что это никакая не картошка, и даже не еда, в крайнем случае пришлось бы есть и эту, по словам Мирослава, отраву. Зверей в лесу водилось очень мало, и то не крупных, а в речушке, которую они еще днем перешли вброд, всего лишь подкатив до колен штаны, рыбы не было.
После того, как путники перешли речку, равнина постепенно сменилась невысокими холмами, и это обстоятельство очень обрадовало Мирослава. На исходе дня, когда солнца уже не видно было над лесом, а небо еще не потемнело, Мирослав остановился возле одного из холмов, скинул с плеч упакованный параплан, и, вынув из Ромашкиного рюкзака лопатку, совсем маленькую, принялся копать. У него ушло около получаса, чтобы вырыть небольшую нору, в которую могли поместиться два человека, и Ромашка, без особого аппетита сжевав свою порцию хлеба, тут же спряталась в нору.
– Ромашка, - услышала она уже сквозь дремоту голос Мирослава.
– А ты не будешь меня стесняться?
Сначала девушка хотела ответить "нет, не буду", потом решила сказать "да, буду", а потом запуталась окончательно и… уснула.
На этот раз Мирослав разбудил ее рано, когда еще только-только светало. Минут через пятнадцать они подошли к небольшой речушке, и Мирослав предложил выкупаться, тем более что день обещал быть жарким, да и после сна совсем не мешало взбодриться. Купались по очереди. Ромашка, несмотря на все заверения своего спутника о том, что в округе нет людей, очень стеснялась, потому что в ее сознании как-то не укладывалось, что посреди открытой местности с редкими группками плакучих ив у воды ее, совершенно раздетую, никто не увидит. Но желание искупаться превысило все опасения, и девушка, беспокойно оглянувшись на стоящего к ней спиной Мирослава, вошла в воду.