Городская Ромашка
Шрифт:
– Просто такое впечатление, что тебя не только морили голодом, но и… - он вздохнул.
– У тебя синяки на теле.
Сначала Ромашка смутилась, представив, каким непривлекательным сейчас было ее тело, ко всему прочему покрытое еще и синяками, которые, скорее всего, уже пожелтели и смотрелись особенно противно. А ей почему-то очень хотелось, чтобы чужак-Мирослав все же находил ее привлекательной. Глупое, конечно, желание. "Уж не влюбилась ли ты?" - мысленно спросила себя Ромашка, и смущение отступило перед скептическим взглядом на вещи, присущим коренной жительнице города.
– У меня и правда ничего не болит, - попыталась успокоить она Мирослава, который искренне за нее волновался.
– И голодом меня никто не морил. Я сама есть не хотела.
–
– удивился Мирослав, слушая ее едва различимый шепот.
– Да, правда. Просто они туда снотворное подмешивали, а я не хотела все время спать, вот и не ела…
Завершив эту достаточно длинную фразу, Ромашка поняла, что силы свои истратила окончательно. И в это время где-то невдалеке послышались шаги.
Ромашка очень проворно села и, придерживая на груди одеяло, уже собиралась вскочить на ноги, но Мирослав остановил ее.
– Кто?
– еле выдавила она.
От резкого движения голова Ромашки закружилась, но девушка еще продолжала упираться.
– Это свои, не бойся.
Шаги приближались. Ромашка постаралась успокоиться, но не легла. Она сидела и напряженно всматривалась в темноту, в ту стену, где должна была быть дверь, потому что шаги раздавались именно в той стороне. Дверь открылась, не впустив света, и силуэт вошедшего человека буквально выплыл из темноты. Ромашка смотрела на низенького, пожилого человека, одетого в темные брюки, рубашку и старомодный клетчатый жилет, имеющий вид неновой, но любимой хозяином вещи. Человек остановился неподалеку, и на его покрытом морщинами лице появилась улыбка, добрая и искренняя.
– Пришла в себя… Ну, наконец-то!
– незнакомец облегченно выдохнул, а Мирослав тем временем решил, наконец, сообщить Ромашке, кто перед ней:
– Анатолий Вергаров, директор музея.
Человек показался ей внушающим доверие, поэтому девушка расслабилась, и в тот же миг все вокруг закружилось, затанцевало. Испуг придал ей силы, но они быстро закончились, стоило только поверить, что опасности нет. Руки Мирослава плавно опустили девушку на подушки, и какое-то время Ромашка пыталась совладать с шумом в ушах и неприятным ощущением того, что супчик, который она недавно съела, вот-вот попросится обратно. "Этого еще не хватало!" - пронеслась в голове Ромашки отчаянная мысль, но, к счастью, вскоре ей стало лучше. Глаза девушка решилась открыть далеко не сразу - только тогда, когда стих зловещий шум в ушах. Вид у стоящего неподалеку директора музея был очень и очень виноватый.
– Здравствуйте, - с большим трудом произнесла девушка, давая, как ей казалось, понять, что с нею все в порядке. Но ее голос заставил пожилого директора испытать дополнительные муки совести за столь несвоевременное вторжение.
– Здравствуй, Ромашка, - тихо ответил он.
Девушка удивилась тому, что ее назвали по имени. Если бы голова не болела так сильно, Ромашка бы догадалась, что имя ее директору музея мог сказать и Мирослав, но сейчас она не очень хорошо соображала, что происходит. Поэтому девушка, прикрыв на минутку глаза, прозевала тот момент, когда Анатолий Вергаров с сожалением в голосе сказал, что лучше зайдет попозже, когда Ромашка будет лучше себя чувствовать. Так случилось, что когда девушка смогла поднять ресницы, в помещении кроме нее и Мирослава уже никого не было.
– Что?…
– Тише, тише, - попытался успокоить ее Мирослав.
– Все хорошо, не волнуйся. Это друг. Ты слышишь?
Ромашка услышала. Она глубоко вздохнула раз, другой, и сама не заметила как снова заснула.
А в это время в городе наступило утро. Погодой утро не отличалось от многих других - серое, сырое, неприветливое, но именно сегодня люди, шедшие на работу по влажным от ночного дождика тротуарам, выглядели особенно уставшими и невыспавшимися - еще бы, целый вечер и всю ночь по городу носились полицейские машины, и от воя сирен зачастую не спасала даже звукоизоляция. Люди плохо спали еще и потому, что
Мирослав принес проснувшейся Ромашке еду, и на этот раз, к ее огромной радости, кроме супчика была еще миска с картофельным пюре. Когда же Ромашка поняла, что пюре сделано из настоящей картошки, а не разведено из порошка, ее радость перешла в едва ли не восторг - на такую роскошь у ее семьи последние несколько лет денег не было. Мирослав, правда, не разделял ее восхищения такой замечательной едой, а сказал, что настоящей картошки у них в городе быть не может, но Ромашка не придала значения этому замечанию: конечно, Мирослав - чужак, ему здесь ничего не нравится, и еда в том числе. Она не могла знать, как долго спорил Мирослав с директором музея, который, собственно, и снабдил их едой. В итоге старичку удалось убедить Мирослава в том, что если уж девушка всю жизнь питалась такой отравой, то и сейчас ей это не повредит. Да и нормальную еду все равно достать негде…
Потом девушка попросила одежду. Мирослав положил рядом с нею на кушетку большой пакет с чистым бельем и вполне приличной одеждой. Ромашка попросила Мирослава выйти, а сама, преодолевая все еще сковывающую ее движения слабость, переоделась и чисто по-женски пожалела, что здесь нет зеркала. Ромашке нечасто случалось покупать себе обновки, поэтому, примерив новую вещь, тут же захотелось оглядеть себя со всех сторон. Хотя Ромашка точно знала, что спортивные костюмы ей не идут - в них она кажется совсем уж толстой, тем не менее, голубовато-серого цвета брюки и курточка из легкой, но довольно прочной ткани ей понравились. По крайней мере, в этом было удобно.
К тому моменту девушка уже знала, что из помещения, где теперь они с Мирославом находились, ведет две двери: первая - та, через которую пришел директор музея, и в которую сейчас вышел Мирослав, и вторая - в небольшую ванную комнату. Там, над рукомойником, висело совсем маленькое зеркало, но Ромашка вдруг вспомнила о нем и, обув ноги в недорогие, но вполне симпатичные и на удивление подходящие ей по размеру кроссовки, отправилась туда.
Перед поблескивающим в неярком свете зеркалом девушка ненадолго замерла, изучая свое лицо, потом привстала на цыпочки, пытаясь хоть чуть-чуть рассмотреть себя в новой одежде. У нее ничего или почти ничего не получилось, но девушка, одергивая и поправляя накинутую поверх маечки спортивную куртку, подумала, что все-таки одета теперь куда практичнее, чем в тот день, когда ее забрала милиция.
Вскоре Мирослав вернулся, но не один. Анатолий Вергаров, все в той же теплой клетчатой жилетке, вошел вместе с ним, и Ромашка в который раз задалась вопросом - откуда же он ее знает? На этот вопрос девушка тут же получила ответ, весьма ее удививший.
– Ну как мне тебя не знать, если ты, Ромашка, моя самая частая посетительница!
– воскликнул старичок.
– Сейчас время такое, мало кто ходит в музей, а у меня на лица память очень хорошая. Я еще несколько лет назад заметил, что твое лицо мне знакомо. Я тогда ради интереса подошел к тебе и спросил, как мне найти такую-то выставку. Когда ты мне подробно объяснила дорогу, я сделал вывод, что ты уже была здесь и раньше.