Шрифт:
Annotation
Первая книга серии "Срез тысячелетий" является сборником лучших мистических новелл на тему городских легенд по итогам одноименных литературных конкурсов "Хранителя Идей" в 2009 и 2011 годах.
Олеся Брютова
Рене Маори
Рене Маори
Алла Лазарева
Геннадий Лагутин
Ольга Воликова
Ольга Воликова
Леонид Старцев
Павел Ремнев
Александр Лаптев
Сергей Фарватер
Гари Мио
Тарас Гупало
Олеся
Мусорщик
Мусорщик – так все его звали. Маленький старичок в сером залатанном на локтях пиджаке, в широченных брюках, в антикварных ботинках. На голове – соломенная шляпа, за широкую ленту которой заложена конфетная обертка. Он был существом, носящим в народе название "местный дурачок". Таким невоспитанные мальчишки кричат вслед обидные слова, а соседи считают достопримечательностью двора, всякий раз тыча из окна гостям:
– Видишь, Петенька, фигуру? Где? Да вот же, вот: пугало, ну, наклонился и ищет что-то. Наш Мусорщик.
Каждое утро, в нестерпимую рань, когда воздух пахнет свежевыстиранным небом и молодой листвой, Мусорщик спускался во двор и принимался внимательно исследовать каждый сантиметр пыльной заасфальтированной земли. Этим он мог заниматься час, два, иногда целый день. Свой улов – мелкие монетки, пуговицы, булавки, обертки от шоколадок и сигаретные пачки – складывал в огромные карманы. Когда, руководствуясь некими неведомыми принципами, он решал, что нынче довольно, то садился на ступеньку лестницы и высыпал свои сокровища перед собой, любовно перебирая пестрый мусор. Он мог часами сидеть и держать в руках какой-нибудь огрызок, напоминая старый пыльный мешок, выставленный кем-то на ступени подъезда, да так и забытый. Иногда лицо его расплывалось в улыбке, иногда кривилось от злобы; то светилось блаженством, то истекало слезами. В такие моменты он не видел ничего и никого вокруг, чем не раз с удовольствием пользовались все те же невоспитанные мальчишки, если им случалось перебороть свой невольный страх перед столь одиозной личностью.
В остальном Мусорщик был тихий одинокий пенсионер, приличный, не выпивающий и молчаливый. Его никто не видел в продуктовой лавке, не видел слоняющимся по улицам; он ни к кому не ходил в гости, и самого Мусорщика также никто не посещал. Все его дневные занятия ограничивались хождением по небольшому пятачку мира, отгороженного от остального бытия тремя новенькими высотками и худой облезлой пятиэтажкой.
Порою люди слышали, как он бормочет себе под нос, нагибаясь за очередной бумажкой или недокуренным бычком: "Шел – нашел – потерял, потерял да и забыл, я поднял-подобрал, куда надо положил; не ищи – и не взыщи". Стишок такой же дурацкий, как его творец. Люди пожимали плечами, крутили у виска и бежали дальше по своим делам.
***
Она цокала шпильками по тротуару, гордо вскинув молодую взбалмошную голову с модной стрижкой. Злой вызывающий цокот заменял ей слезы, давящие грудь изнутри, но надежно упрятанные там от праздных взоров прохожих.
"Свиньи! Они все – просто свиньи! А я перед ними вздумала бисер метать… Дура! Он – он тоже хорош: "Катенька, ты у меня такая умница, ты обязательно должна попробовать". Попробовала!.. Теперь никогда не забуду этот тройной подбородок и авторитетный лоб. Постоянно буду видеть его, как только возьмусь за карандаш".
Катенька крепко прижимала к себе заботливо упакованный прямоугольный сверток. В нем – "Вдохновение", ее последняя работа. Диалог стоял в ушах до сих пор:
– Милочка, вы понимаете, что выставляются у нас только художники с именем? "Екатерина Васильева". Кот такая? Откуда? Если спросят, не буду и знать, что ответить.
– Н..но мои картины… Сам Олег Павлович…
– Олег Павлович не имеет к нам никакого отношения; и мне он вас не рекомендовал.
– Да как? А мне он сказал…
– Он вам сказал!.. Олег Павлович – искусствовед, но, поверьте, я сам в состоянии оценить ваш уровень. Вы, что, сомневаетесь в моей компетентности?
– Нет, но…
– Поймите, девушка: вы хотите, чтоб ваша акварелька висела рядом с "Тремя жизнями" Кудрявцева и "Психоаналитиком" Сергеева. Если так будет, боюсь, наш аукцион потеряет авторитет бесповоротно. Бесповоротно, ясно? Акварелька! Вы же не Пикассо, чтоб продавать карандашные наброски и выставлять эскизы!
– Не Пикассо. Но "Вдохновение" – не набросок. Да, на обычной бумаге; да, не масляная живопись. Но неужели вам вообще не интересно посмотреть, что там? Вы ведь даже не развернули!
– Девушка, очень вас прошу: не отнимайте больше моего времени. Забирайте ваш… э-м… этюд и уходите. Пожалуйста. У меня масса дел".
И она ушла. И продолжает идти. Бесцельно и бессмысленно.
Нет, конечно, сейчас она придет домой, а завтра выйдет из дома по каким-нибудь важным и нужным делам. Но эти дороги, крутящие ее туда-сюда по орбите будничной жизни, никогда не приведут в ту – иную, высшую сферу. Дороги там проложены в бесконечность, а будни наполнены единственным смыслом, в котором она видела свою жизнь.
И как подняться в эту высшую сферу, она не знала.
"Что мне еще сделать? Дать взятку какому-нибудь светилу, чтоб он авторитетно сказал: "Катя Васильева – талант, открытие сезона"? После этого, конечно, никто не осмелится выставлять меня вон с вернисажа, будь я хоть трижды бездарность. Они там все страдают синдромом голого короля. Все будут трусливо бояться обнаружить собственное мнение. Любого, подавшего голос против авторитета, тут же разорвут на куски и проглотят, не жуя. Но это мерзко, унизительно!.. Да и денег таких у меня нет".
Картины просят взглядов. Они смотрят на нее и, как маленькие дети, говорят: "Мы хотим видеть мир. Зачем ты заперла нас в четырех стенах?". Что ответить им?
Сорвать со стены и сжечь, чтоб они замолчали навсегда, не мучили? Но явятся новые образы, и будут проситься наружу… А когда родятся, тоже будут глядеть наивными глазами, и – спрашивать, спрашивать, спрашивать… Кто и за что так тяжко наказал ее?
"Хоть знать бы, голый ли этот самый король. Нужно ли то, что я делаю, хоть кому-нибудь?.. Если да, тогда, может быть, и нашлись бы еще силы. И способы. И был бы смысл их искать. Но как, как? Ведь это же – замкнутый круг! Ты – никто; чтоб стать кем-то, надо выставляться. Чтоб выставляться на серьезных выставках, надо иметь имя или протекцию. Чтоб иметь имя или протекцию, надо, чтоб о тебе кто-то хрюкнул в этом богемном свинарнике. А чтоб кто-то хрюкнул, надо выставиться… И – так далее. У попа была собака. Так что делать? Переспать с этим авторитетным лбом?! Тогда лучше вообще никогда в жизни не пачкать красками бумагу!"