Городские легенды
Шрифт:
И тут Лесли вспомнила последний урок игры на флейте и существо, которое музыка вызвала из небытия. Она торопливо вытерла рукавом глаза, чтобы не мешали слезы, и стала пристально вглядываться в дождь. Сначала ничего не было, но стоило ей чуть повернуть голову, как вот оно, опять сгусток движения и цвета самозабвенно заплясал в самом уголке глаза, но едва она попыталась его разглядеть, исчез снова.
Через минуту-другую она отвернулась от окна. Смерила оценивающим взглядом дверь, прислушалась, но никаких звуков, предвещающих возвращение Каттера, не уловила.
«Может, – подумала она, – магия придет мне на помощь…»
Девушка
Она отняла флейту от губ и положила ее на колени. Стараясь не думать ни о запертой двери, ни о том, почему она заперта и кто может в любую минуту появиться оттуда, она сосредоточилась на дыхании.
Вдох, медленно, пауза, выдох. Повтор.
Как будто ты на уроке в старой пожарной каланче, где в маленькой комнатке нет никого, кроме тебя и Мэран. Ну вот, уже лучше. Лесли почти слышала мелодию, которую играла тогда ее учительница, только сейчас в ней было больше от колокольного перезвона струн, чем от гортанного шепотка деревянной флейты. Этот напев был для нее все равно что карта с ясно обозначенной на ней тропой для сбившегося с пути странника: смело иди вперед, не ошибешься.
Лесли снова поднесла инструмент к губам, подула, тонкая струя воздуха под углом вошла в полое тело флейты и, не в силах выйти через закрытые пальцами музыкантши боковые отверстия, устремилась вниз, и тут же глубокий бархатистый звук прокатился по комнате и эхом отразился от ее голых стен – родилась нота «ре». Девушка повторила ее, подхватила мотив, звучавший у нее в голове, и уверенно двинулась вперед по тропе этой мелодии, единственной, которая сейчас была обозначена на карте всех песен на свете, и уже написанных, и тех, которым еще предстоит появиться на свет.
Это оказалось куда проще, чем она думала сначала, даже легче, чем на уроках Мэран. Музыка была так сильна, что инструмент в руках Лесли пел почти без ее участия. И пока флейта сама выпевала мелодию, девушка снова стала смотреть в окно, на стену дождя за краем подоконника, где скоро замелькал, закружился разноцветный волчок.
«Пожалуйста, – подумала она. – Ну пожалуйста…»
И тут она увидела ее: крохотные, как у колибри, крылышки трепещут, разбрызгивая во все стороны капли дождя, так что те двумя сияющими арками встают у нее за спиной; верхняя часть тела обнажена, нижняя едва прикрыта юбочкой из гибких стеблей и листьев; темные волосы влажно змеятся по миниатюрным щекам и шее; глаза, древние и нестареющие, смотрят прямо на нее, отвечая ее взгляду, и все это под звуки музыки.
«Помоги мне, – мысленно попросила Лесли у порхающей чаровницы. – Пожалуйста, помоги…»
Она забыла обо всем, кроме музыки и крохотной феи за окном. И не слышала шагов ни на лестнице, ни в квартире. Но звук открывающейся двери привлек ее внимание.
Флейта споткнулась, и фея тут же исчезла, точно и не появлялась. Опустив инструмент, Лесли повернулась к двери – сердце бешено колотилось в ее груди, но она запретила себе бояться. Страх – это именно то, что нужно таким, как Каттер. Они хотят, чтобы все их боялись. И делали все, что они прикажут. Но нет, больше не выйдет.
«Так просто я не дамся, – думала она. – Даже если мне придется разбить флейту о его тупую
В дверях стоял незнакомец, при одном взгляде на которого у Лесли все перепуталось в голове. И тут же она поняла, что звуки арфы, мелодия, которая так легко приняла в себя песенку ее флейты, вовсе не стихла, а, наоборот, звучит еще громче, чем прежде.
– Кто… кто вы такой? – заикаясь, выдавила она.
Верткая флейта так и норовила выскользнуть из ее покрывшихся испариной ладоней. У человека, который стоял на пороге, были длинные волосы, длиннее, чем у Каттера. И они были заплетены в косу, которая спускалась через плечо ему на грудь. Он носил окладистую бороду, а его костюм – обыкновенные джинсы, куртка и рубашка, – казалось, не принадлежал ни к какому времени и все же наверняка одинаково уместно выглядел бы в любую эпоху. «Так же одевается и Мэран», – мелькнуло в голове у Лесли.
Но больше всего ее заворожили его глаза: даже не их поразительная яркость, а пламя, дрожавшее в их глубине, – его ритмические вспышки, казалось, задавали темп мелодии, которая по-прежнему звучала вокруг.
– Вы пришли… помочь мне? – вырвалось у нее прежде, чем незнакомец успел ответить на первый вопрос.
– Не думаю, – ответил он, – что такая храбрая девушка, как ты, нуждается в чьей-то помощи.
Лесли покачала головой:
– Что вы, я ужасная трусиха.
– О нет, ты гораздо смелее, чем тебе самой кажется: немногие смогли бы так спокойно играть на флейте, чувствуя приближение грозы. Меня зовут Сирин Келледи; я муж Мэран и пришел, чтобы отвести тебя домой.
Он подождал, пока она разберет флейту и сложит ее в рюкзак, потом протянул руку и помог ей подняться на ноги. Когда она встала, он подхватил ее рюкзак, перекинул его через плечо и повел девушку к двери. Тут только Лесли заметила, что звуки арфы стали куда тише.
Когда они проходили мимо гостиной, внимание Лесли привлекли двое мужчин: они скорчились у дальней стены комнаты, их глаза переполнял ужас. Один был Каттер, другой – бизнесмен в плаще и деловом костюме, Лесли никогда раньше его не видела. Она замешкалась на пороге, ее пальцы, лежавшие в ладони Сирина, напряглись, когда она обернулась, чтобы посмотреть, что их так сильно напугало. Но в углу, с которого они не спускали безумных глаз, оказалось пусто.
– Что… что это с ними? – спросила она у своего спутника. – Что они там видят?
– Ночной кошмар, – ответил он. – Каким-то образом тьма, которая наполняет их сердца, обрела плоть и стала реальной.
Тон, которым Сирин произнес это «каким-то образом», подсказал Лесли, что ему-то хорошо известно, каким именно.
– Они умрут? – задала она другой вопрос. Поскольку она отнюдь не считала себя первой и единственной жертвой Каттера, то, скажи Сирин «да», она бы не огорчилась.
Но он только покачал головой:
– Зрение останется с ними навсегда. И до тех пор, пока они не изменят свою жизнь, оно всегда будет показывать им фей только с темной стороны.
Лесли вздрогнула.
– Счастливых концов не бывает, – продолжал Сирин. – Точнее, концов вообще не бывает, никаких. Просто у каждого из нас своя история, которая вплетена в одну Историю, общую для фей и для людей. Иногда мы делаем шаг и попадаем в чужую жизнь, из которой выходим через несколько минут или задерживаемся в ней на много лет. А большая История идет себе и идет своим чередом.