Горячая любовь снеговика
Шрифт:
– Небось в хрущобе живете? Какая высота потолка?
– Купила квартиру в башне, два семьдесят пять, кажется.
– Поэтому и тесемки, – улыбнулась официантка, – а у нас четыре метра высоты, тут палка требуется.
– Она всегда висит на карнизе? – спросила я.
– А как иначе?
– Можно ее в угол поставить.
Девушка засмеялась.
– Поставить можно, а толку? Как вы ее за верх цеплять будете? Для того и палка, чтоб человек ее за кончик схватил и туда-сюда ею водил. Если у стены деревяшку держать, то придется по два раза на дню, утром и вечером, на стремянку лазить. Глупо.
– Да. Не умно, – согласилась я. – Но приспособление ведь можно отцепить?
– Если очень хочется, то да.
– Трудно оно снимается?
– Вообще-то там есть крючок, и его специально загибают, чтобы не соскакивал. Удобная система, если потолки приличной высоты. Но вам не подойдет. Когда меньше трех метров и окно не широкое, лучше пользоваться шнурочком, – со знанием дела заявила официантка.
В свой двор я выехала с гудящей от напряжения головой. Обрывки узнанных от разных людей сведений перемешались с моими мыслями и превратились в огромный ком, который колючим ежом шевелился внутри черепной коробки.
Палка должна висеть на карнизе, снять ее нелегко, чтобы оторвать ее, нужно применить неженскую силу… Замок в квартиру Оли не взломан… Любовник подарил ей слоника… Тайник с камнями пуст… Зачем вор взял сапоги? Кто заказывал песню? Почему врачи не спасли Никиту? По какой причине Оля подобрала пьяного Женю? Растов совсем не походил на «богатого, умного, талантливого», он однозначно не принц. Оля не любила Сергея, обманывала его. Но она обожала любовника, ради него изменила цвет волос и сделала стрижку…
Мне стало душно, я вышла из машины и поспешила в подъезд. Сейчас сяду, возьму тетрадь, нарисую схему и еще раз прослушаю диктофонные записи. Авось во тьме забрезжит лучик света.
Пронизывающий ветер проник под куртку, мне стало холодно. Накинув на голову капюшон и съежившись от озноба, я кинулась к подъезду, удивившись тому, что около двери собралась довольно большая толпа, и весь народ с сумками. Погода явно не располагает к прогулкам. Может, у кого-то из соседей свадьба, и гости собираются, чтобы войти вместе и вручить коллективный подарок?
За столом лифтера сидела баба Нюра. Перед старухой стояла большая миска с горой отварного риса, посыпанного изюмом.
– Берите кутью, – пробасила бабка, не отрывая взгляда от листа бумаги, который изучала с весьма серьезным видом, – если хотите, поучаствуйте в сборе средств.
Мне стало тоскливо.
– В подъезде кто-то умер?
– Ой, милая… – запричитала бабка, не поднимая глаз. – Такая молодая! Еще бы жить да жить! Ой, горюшко! Одинокая, ни семьи, ни деток! И никто о ней не всплакнет! Я кутью сделала. Севодни ее выносить будут, да только чегой-то подзадержалися. Ужо вечер, а покойников утром отпевают…
– В какой квартире несчастье? – спросила я у бабы Нюры. – Ау, ответь!
– В… – Старушка подняла голову. – Ой, Господи! Святый боже! Помилуй мя, грешную! Изыди прочь!
Взвизгнув, бабка юркнула под стол. Изумленная столь странной реакцией лифтерши, я решила, что она не выпила таблетки от старческого маразма, и постучала пальцем по столешнице.
– Баба Нюра, сделай одолжение, вылезай.
– Изыди, сатана! – истошно закричала бабуся. – Не верю твоему человеческому облику! Не обманешь меня, демон!
– Баба Нюра, ты выпила шампанское? – осенило меня. – Уже празднуешь Новый год? Я Вилка из восемьдесят третьей квартиры. Приди в себя, выползи из-под стола и скажи, на чьи похороны собираешься?
Старуха зашевелилась.
– Вилка? Ты?
– Я!
– Сама?
Глупость вопроса поразила. Но сделав скидку на возраст консьержки, я подтвердила:
– Да.
Баба Нюра высунулась из-под столешницы.
– Ты ж умерла! Я рублики на погребение жилички Таракановой собираю!
Я отпрыгнула от тарелки с кутьей.
– С ума сошла?
– Вовсе нет.
– Начиталась «желтой» прессы! – возмутилась я. – Неужели трудно подняться наверх и спросить у жильца: «Милый, ты как?»
Бабка выползла из убежища и кряхтя села в кресло.
– Ничего я не читаю, – прокашляла она. – Средствов на газеты не хватает, пенсия смешная.
– Откуда поступили сведения о моей кончине? – насела я на старуху.
– Вона, венок стоит, – бабулька ткнула артритным пальцем в сторону венка из еловых лап, – а на столе с утреца записка лежала: «Похоронная штука из восемьдесят третьей квартиры. Утром вынесут».
Глава 30
– Там был другой текст! – воскликнула я. – Я написала: «Не трогайте венок, он из восемьдесят третьей квартиры. Утром унесу». Не тело вынесут, а я венок на помойку отправлю. Согласись, глаголы разные: унести и вынести.
– Так чей венок? – забеспокоилась баба Нюра.
– Мой.
– И ты его хотела в бачок снести?
– Да.
– В первый раз вижу, чтобы покойник сам цветы выбрасывал, – покачала головой бабка.
– Разреши тебе напомнить: я живая.
– Дык уж поняла, – вздохнула старуха. И вдруг рассердилась: – Натоптала тут на плитке! От мертвых меньше неприятностей, чем от живых. Мне таперича пол мыть! И зачем тебе венок?
– Подружка прислала в подарок.
– Ишь ты! Видать, сильно тебя любит, – съехидничала старуха.
– Она заказала торт, а в интернет-магазине перепутали, – попыталась я объяснить, но баба Нюра вдруг всплеснула руками:
– Ой, а как же с деньгами быть, что народ посдавал. Их вернуть надо! Накось вот бумажку, я аккуратно составила, все до копеечки. Держи!