Горячая точка
Шрифт:
— Названные вами лица согласны провести телемост. Но не раньше, чем в 22.00. До этого они заняты. У них, как вы понимаете, есть дела и помимо вас.
— Вы хотите сказать, помимо двухсот двадцати заложников? — тускло усмехнулся капитан. — Охотно верю. Если уж они бросили на произвол судьбы полторы тысячи человек, что для них еще двести.
— Каковы дальнейшие требования?
— Узнаете после телемоста.
— Лишняя трата времени. Какая разница, сейчас или пятью часами позже?
—
— Вполне. Дальше?
— Вы очистите площадь от солдат, милиции и уберете снайперов. Всех. И снизу, и с крыш.
— Договорились.
— Беспрепятственный перелет до Северного Кавказа.
— Дальше?
— Дозаправка на аэродроме Воронежского военного училища. Знаете такое?
— Предположим.
— На дозаправку пятнадцать минут. Там мы выпустим половину оставшихся заложников. Вторую половину отпустим, как-только окажемся в точке назначения. Если вы сделаете все, что от вас требуется, и не станете совершать глупостей, заложники будут живы и здоровы.
— Почему я должен вам верить?
— А почему я должен верить вам? Может быть, вы блефуете? Что, если Президент и иже с ним до сих пор слыхом не слыхивали о телемосте? Откуда мне знать, может быть, вы обманываете нас, рассчитывая захватить башню прежде, чем наступит время телемоста?
Генерал внимательно посмотрел в темные глаза капитана. Но тот не отвел взгляд. Стоял спокойно, даже безразлично. Похоже, ему было плевать на возможность штурма.
— Я говорю только то, что уполномочен сказать, — наконец промолвил Ледянский. — Не больше.
— Вы можете дать мне слово офицера, что разговаривали с Президентом и он дал согласие на телемост? — спросил требовательно капитан, и впервые в его глазах промелькнул странный проблеск. — Если вы говорите правду, поклянитесь честью офицера, и я отпущу пятерых заложников. Даю слово. Любых, которых вы назовете.
Ледянский на секунду потерялся. Возможно, его нельзя было упрекнуть в абсолютной честности, но сейчас вдруг, неожиданно для него самого, возникло понимание, что врать нельзя. Соврав, нарушив СЛОВО ОФИЦЕРА, он навсегда потеряет уважение к самому себе. Но кто бы в такой ситуации не соврал? Пятеро заложников — это пять спасенных людей. Допустим, он сейчас скажет правду, что, если террорист взбесится и перестреляет полсотни детей? Или расстреляют его дочь? Убьют Наташку? Как тогда?
– Ну же? — требовательно сказал капитан. — Правду.
— Даю слово, — ответил Ледянский. И что-то в нем оборвалось. — Даю слово офицера, что мы разговаривали с Президентом и он дал согласие на телемост.
Капитан несколько секунд смотрел на него. Губы в прорези маски кривила улыбка, но глаза были абсолютно серьезны.
— Пятерых заложников, — потребовал Ледянский. — Вы обещали.
— Конечно. Называйте.
— Любых?
— Я, как и вы, дал слово и не собираюсь его нарушать.
Генерал подумал о том, что лучше бы на эти переговоры пошел кто-нибудь другой.
— Вы отпустите детей и женщин в обмен на десять миллионов долларов?
— Этот вопрос уже оговаривался.
— Я уточняю.
— Только детей.
— Тогда выпустите пятерых женщин.
— Вы хотите, чтобы я освободил кого-то конкретно?
Ледянский снова осекся. Он должен был сказать: отпустите экскурсоводов. Их там всего три. Наташка так или иначе оказалась бы в их числе. Генерал подумал еще секунду и наконец закончил холодно:
— На ваше усмотрение.
Капитан подметил резкую перемену в настроении парламентера и удивленно хмыкнул. Тем не менее он поднял рацию и скомандовал:
— Пятерых женщин вниз. — Затем осведомился: — Назовите вашу фамилию, генерал.
— Ледянский.
— Я запомню.
— Кого? — поинтересовалась рация.
— Пять любых женщин, — скомандовал капитан. — И побыстрее.
16.12. Конференц-зал
Губа озадаченно обвел взглядом толпу заложников. Легко этому «сапогу» распоряжаться. Они ведь, стервы, внизу «вякать» начнут.
— Чего делать, Герыч?
— Выбери пятерых и отправь вниз, — Гера мрачно уставился на заложников, указал стволом автомата на Наташу. — Эту суку оставь. Я с ней еще разберусь.
Наташа похолодела. Она боялась не меньше, а может быть, даже больше других. После случившегося бандиты ее не оставят в покое: Ждать от них человечности не приходится. Эти двое — выродки, чудовища, заслуживающие только смерти и ничего больше. И заступиться за нее будет некому. По-видимому, полковник был здесь единственным мужчиной.
Тем временем Губа отобрал пятерых женщин: двух экскурсоводов и троих телефонисток.
Гера подошел к ним вплотную.
— Слушайте внимательно, стервы. Если кто-нибудь стукнет «сапогу» про «полкана», достану из-под земли. Ясно? — Молчание. — Я спрашиваю: ясно?
— Ясно, — нестройно ответили заложницы, все еще не до конца верящие в счастливое освобождение.
— Отведи их, — обратился Гера к Губе.
Тот кивнул и подтолкнул одну из женщин в спину:
— Пошли к дверям. Шевелитесь, пока я добрый.