Горячая точка
Шрифт:
— Здравствуйте, Илья Викторович, — поздоровался майор.
— Здрасьте, — ответил тот с вызовом.
— Я из Службы безопасности. Майор Беклемешев.
Он намеренно не сказал «ФСБ», понимая, что подобное «представление» только отпугнет собеседника. У них в семье, судя по рассказам соседей, и так не все в порядке.
— Да уж вижу, что не из библиотеки.
— Тут вот какое дело, Илья Викторович, — Беклемешев оглянулся на «козлистов», на мамаш и предложил: — У меня к вам очень важный разговор, может быть, мы поднимемся к вам? Неловко при народе.
— Неловко знаешь что? — оскалился желто-коричневыми
— Дело касается вашего сына.
— Петьки? Он погиб.
Казалось, нервы Ильи Викторовича сейчас прорежут задубевшую кожу и вылезут наружу. Натянутые, звенящие, как гитарные струны.
— Тогда зачем вы спросили? — прищурился Беклемешев. — Илья Викторович, ваши соседи уже сказали мне, что Петр Ильич жив. Не нужно врать. Мы вовсе не собираемся причинять ему зла.
— Вы не собираетесь, — едко заметил тот. — Вон, приятель Петькин, как вернулся, помыться еще не успел, а его ваши дружки уже цоп за воротник — и на нары!
— Наши? — удивился Беклемешев.
— Ваши — не ваши, откуда мне знать. В штатском.
— Как фамилия дружка?
— Зачем вам?
— Выяснить насчет приятеля.
— Ну, Олейников. Генка. Одноклассник Петькин. И что?
— Боря, — повернулся к Сергееву Беклемешев, — позвони в управление, пусть быстренько поднимут данные на Олейникова Геннадия... Отчество его как? — спросил у Ильи Викторовича.
— Ну, Борисыч.
— На Олейникова Геннадия Борисовича. А заодно выясни все об их отделении. Кто сейчас где, фамилию командира, звание. Ну и так далее. Не мне тебя учить.
— Понял. Сделаем. — Тот нырнул в салон «Волги», снял телефонную трубку.
— Но я хотел бы с вами поговорить не о Петре. Точнее, не только о нем, но и о Дмитрии.
— Ты только Митьку не трожь, — подступив ближе, вдруг ядовито зашептал Илья Викторович. — Я за Митьку голову кому хошь откручу. Он у нас единственный в люди выбился. Армию отслужил как надо. Работа хорошая. Девушка. Свадьбу собрались справлять. Все как у людей. Не то что этот Петька, шалопут. Так что ты Митьку не погань мне. Он ничего такого сделать не мог. Врут все, сволочи.
— А я разве утверждаю, что Дмитрий в чем-то виноват? — серьезно спросил Беклемешев.
Илья Викторович оторопел, заморгал растерянно.
— Чего же приехал тогда?
— Ваш Дмитрий, — а теперь я уверен, что и Петр тоже, — попали в беду. Вы, и только вы, сейчас можете им помочь.
— Что случилось?
— Может быть, все-таки поднимемся к вам?
— Илья, — донеслось от доминошного стола, — нужна помощь?
Одутловатый, соломенноволосый и молодой смотрели на Беклемешева, и в глазах их можно было прочесть что угодно, кроме большой братской любви.
— Нет, нормально, — махнул рукой Илья Викторович и кивнул: — Ну, пойдем, раз так.
16.25. Стоянка перед главными воротами Останкинского телерадиокомплекса
— И вы сами это видели? — спросил Ледянский, чувствуя, как по спине ползут неприятные холодные капли пота. — Они застрелили полковника Епишева?
Заложница всхлипнула и зарыдала снова. Басовито-низко, вытирая лицо тыльной стороной ладони.
— Ей не следует много разговаривать, — заметил вполголоса молодой врач, держа в руке наполненный транквилизатором шприц. — Вы должны понимать. Этой женщине пришлось провести под угрозой смерти больше четырех часов. У нее нервный срыв.
— Да-да, — генерал помассировал кончиками пальцев висок. — Я понимаю.
Все было предельно ясно. Он уже сто раз успел пожалеть, что не потребовал освободить дочь. Женщина оказалась рассказчицей весьма посредственной, но и того, что она поведала, Ледянскому хватило, чтобы составить общую картину положения заложников. Черт побери, а ведь он почти поверил этому террористу и даже устыдился собственной лжи. Разве можно им верить? Этих... надо отстреливать, как бешеных собак. Всех, без исключения. Чтобы другие боялись и понимали — пощады не будет. Встав на путь терроризма, ты поставил себя вне закона. Капитан освободил пятерых женщин? Жест эффектный, конечно, но ни о чем не говорящий. Отпустив пятерых заложниц, преступник ничего не потерял. Наверху по-прежнему оставалось две с лишним сотни перепуганных до смерти людей, большинство из которых — женщины и дети. Все они могут погибнуть в любой момент. «Избежать ненужного кровопролития» — удобная отговорка, рассчитанная на провал. Этот капитан, как последняя потаскуха, виляет хвостом. И нашим, и вашим. Потом, когда террористы — те, кто уцелеет, конечно, — взглянут на зал суда через стальные прутья клетки, этот ублюдок станет взывать к справедливости. Мол, я не хотел! Генерал подтвердит! Я даже выпустил женщин без всяких условий! Ну уж нет. Пусть не надеется. До суда ему не дожить. Разговаривать с террористами нужно только на языке пуль. Иного они не понимают.
— Вы закончили? — спросил медик.
— Что? — оторвался от собственных мыслей генерал.
— Я спросил: вы закончили?
— Да, спасибо.
Ледянский проследил за тем, как санитары грузят носилки в карету «Скорой помощи», повернулся и пошел к штабному «РАФу».
Его ждали с нетерпением. Как только он забрался в салон, Четвертаков громко и зло воскликнул:
—'Эти уроды все-таки вышли в эфир.
— Когда? — без особого интереса осведомился Ледянский, присаживаясь и снимая с головы фуражку.
— Несколько минут назад. Мы записали передачу, вы можете посмотреть.
— Потом, — отмахнулся тот. — Это ничего не меняет. Что у нас со штурмовыми группами?
Третьяков повернулся и принялся наблюдать за генералом.
— Осталось только утвердить составы и определить конкретные задачи для каждой группы, исходя из общего плана штурма, — ответил Чесноков.
— Да, — Ледянский вдруг стал энергично-собранным. Казалось, в его могучем теле заработал мощный мотор. — Что у нас с выкупом?
— Будет готов через два — два с половиной часа, — моментально отозвался Трошин.
— Они же обещали уложиться в полтора?
— Э-э-э... Возникли непредвиденные трудности.
— Час двадцать максимум. Это все, что мы можем себе позволить. Через полтора они убьют первого заложника.
— Боюсь, что мы здесь ничего не можем поделать, — развел руками Трошин. — Им нужно согласовать с директором, составить необходимую документацию, завизировать у руководства. В Центробанке сказали, меньше чем в два часа они не уложатся.