Горячая точка
Шрифт:
Патрульный оглянулся, дернул плечом, сказал неуверенно:
— Вон на той «Волге», по-моему. Сейчас выясню.
— Выясни, родной, выясни. Я проеду немного вперед, посмотрю пока. Аты, как выяснишь, так сразу ко мне.
— Так точно, товарищ майор. — Он вдруг улыбнулся. — А здорово наши им ж...у надрали, правда?
Беклемешев бесцветно улыбнулся в ответ:
— Правда, родной. Давай работай.
— Слушаюсь, товарищ майор. — Патрульный потрусил куда-то в конец цепи, а Беклемешев кивнул водителю. — Вон там, на углу останови. Ближе не подъезжай.
—
Тот погнал «жигуль» вперед, лихо тормознул у массивного куба автосервиса.
— Вот тут и постой.
Беклемешев посмотрел влево, на штабной «РАФ», и вдруг заметил Полесова.
Илья Викторович стоял чуть в стороне, и в его фигуре — в безвольно повисших руках, в сутулости спины, в напряженно поднятой голове — читалось такое отчаяние, что майор невольно передернул плечами. Полесов словно отгородился ото всех невидимой стеной. Никому не было дела до него, а ему — до остальных. Но, казалось, еще секунда — и Илья Викторович сорвется с места и побежит. К горящему БТРу, к башне, к сыновьям.
Беклемешев подумал, что надо бы подойти, сказать какие-то слова, но следом за первой мыслью пришла вторая: Полесов их ненавидит. Всех. Людей, убивающих сейчас его сына.
Майор отвернулся.
Так они и сидели молча, наблюдая за тем, как вертолеты кружат вокруг башни, словно осы вокруг гнезда. В темноте сверкнул яркий росчерк, коснулся одного из «Ми», и тот вдруг превратился в огромный огненный шар. И тут же снова затарахтел пулемет. Вертолеты, заваливаясь набок, уходили с линии огня.
Шофер, подавшись вперед, зачарованно наблюдал за тем, как огненный цветок закрывается, оставляя после себя черное облако дыма и копоти, опускается быстро и падает на лужайку метрах в двадцати от башни. Еще один взрыв всколыхнул небо.
— Вот это да, — восхищенно протянул шофер.
Патрульный объявился через минуту. Подбежал, пригибаясь, доложился, перекрикивая пальбу:
— Товарищ майор, как я и говорил. Та самая «Волга».
— Спасибо, — кивнул Беклемешев. — Иди.
Патрульный побежал назад, к оцеплению. Время от времени он оборачивался, поглядывая в сторону грандиозного пожарища, и непонятно было, чего ему больше хочется — уйти от греха подальше или остаться, досмотреть, чем же все закончится.
Беклемешев еще несколько секунд смотрел в сторону догорающего вертолета, затем решительно открыл дверцу. Сказал шоферу, прежде чем выйти:
— Спасибо, что подвез. Поезжай.
— А обратно? — удивился тот.
— А обратно меня приятель подбросит, — майор кивнул на белую ухоженную «Волгу».
22.03
Поляк не добежал до заветной двери всего три шага, когда две пули попали ему в голову, разорвав ее на сотню частиц. Солдат упал, как и бежал, в последнем рывке. Выбросив вперед правую руку, словно надеялся еще дотянуться до ручки, вползти в каморку, из которой был выход в шахту. В спасение.
А передатчик, валяющийся на полу, вдруг воззвал:
— Поляк, что у тебя? Поляк! Ответь мне! Это Моцарт. Мы сейчас придем! Тут лифт не работает! Поляк!
Он это понял куда раньше.
— При своих, — прокомментировал оба выстрела белозубый и махнул пилоту. — Все, отец, двинулись. Мы закончили.
Четверо «чистильщиков» спустились вниз, один остался в конференц-зале. Следовало удостовериться, что работа сделана. За это ведь им и платят. Он прохаживался между окровавленными заложниками, услышав стон, деловито взводил курок и добивал раненых короткими очередями. Убедившись, что живых не осталось, он отбросил автомат, наклонился и набрал в ладони чужую кровь. Плеснул себе на грудь, перемазал лицо, руки, шею и улегся между телами. Поерзал, подтянул один труп, второй, привалил себя сверху, закрыл глаза. Они рассчитали время. Максимум через минуту сюда ворвется группа «Дельта», или уж как там ее решат назвать, и... обнаружит зверски расстрелянных террористами заложников, среди которых чудом обнаружится один живой. Он объяснит им, что, когда началась пальба, стоял сзади, у самого окна, испугался — а кто бы не испугался? — и кинулся на пол. Поэтому и повезло. Мертвые падали уже сверху, и пули террориста изрешетили их. А должны бы его. Какой ужас... Какой ужас... Он никогда не сможет забыть этого. Никогда.
Четверо спустились вниз, к смотровой площадке. Здесь они пригнулись и бегом, вдоль стены, добрались до двери шахты. Сквозняк был жуткий.
— Простудиться недолго, — отметил один.
— Да, — подтвердил второй. — Все окна повыбивали, твари. — Посмотрел на труп Гуся с оторванной рукой, передернулся. — Мерзость-то, а?
Оказавшись на лестнице, все четверо быстро пошли вниз. Они старались ступать как можно тише. Их вряд ли услышали бы, но меры предосторожности еще никому не мешали. Немного не доходя пятого этажа, услышали, как хлопнула дверь, и тут же возникли голоса. Громкие, усиленные резонансным эффектом трубы.
— Я же говорил, лифт не работает.
— Да знаю. Заложников мы зря бросили.
— Какая теперь разница?
— Все равно зря.
Первый повернулся, приложил палец к губам. Жестом показал: «Садись». Все четверо опустились прямо на ступени. Пистолеты попрятали, кто за спину, кто под пиджак.
Моцарт и Минай поднимались поспешно, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Они торопились на выручку своему товарищу. И командиру. Эти ребята готовились к бою. Подсознательно оба допускали возможность столкнуться лицом к лицу с врагом. С солдатами, одетыми в черное или в хаки, хорошо вооруженными, с масками на лицах. Но того, что открылось их глазам, не ожидал ни серьезный Моцарт, ни тем более болтун Минай.
Четверо заложников запросто, в открытую, сидя на ступенях лестницы, болтали. Мирно и спокойно травили байки, как будто не палили за стеной из автоматов, не взрывались БМП, не ревели вертолеты. Деревенская идиллия, да и только. Вечер на завалинке.
Оба террориста остановились в недоумении.
— Мужики, — спросил Минай растерянно. — Вы чего?
Один из заложников удивленно повернулся:
— А? Проходите, пацаны, проходите. Не мешайте.
— Мужики, вы что, обалдели?