Горячая земля
Шрифт:
Тогда Дружинин повторил просьбу никого не впускать и ушел из дому.
Дружинин любил думать на ходу. Когда ему надо было разобраться в мыслях, он мог уйти пешком за двадцать, даже за тридцать километров.
Всякий раз, выходя из дому ранним летним утром, он ловил себя на желании итти прямо, никуда не сворачивая, через город, мимо дач и деревень, через поля и леса, туда, к горизонту, где земля сливается с небом…
Занятый своими мыслями, он по привычке пересек Красную площадь и остановился на перекрестке,
На свежем воздухе он почувствовал себя лучше и решил итти дальше, на речной вокзал в Химки.
По серо-голубому зеркалу Химкинского порта скользили быстрые моторные лодки и нарядные белые катеры. По воде ползли радужные пятна нефти и масла. Вдали гудели взлетевшие в вихрях белой пены гидросамолеты.
Дружинин с завистью смотрел на эти быстроходные летающие лодки. Как хорошо было бы спуститься с набережной, сесть в легкую шлюпку и переехать на другую сторону порта, откуда стартуют гидросамолеты!
Взять билет, положить в жилетный карман и с легким саквояжем в руках подняться на борт самолета по легкой кружевной лесенке. Сесть в мягкое кресло. Слегка наклониться и посмотреть в окно, когда самолет взревет, набирая скорость перед взлетом…
Потом подняться над прозрачной гладью воды, над подернутой дымкой огромной Москвой, над нежной зеленью полей и лесов.
Лететь, ныряя в облаках, далеко-далеко. И опуститься у берега моря, безразлично — Белого или Черного, лишь бы дул свежий, пахнущий йодом ветер и бежали по темным волнам белые барашки…
Уже много месяцев все помыслы Дружинина посвящены работе над проектом. Эта работа начинает, по-видимому, превращать его в комнатного, книжного человека.
Быть может, в самом деле уехать на Дальний Восток и продолжать подготовку проекта там?
Нет, не надо!
Доброго пути, самолет! Лети на север, на юг, на восток, куда знаешь. Дружинин проводит тебя взглядом и вернется к своим книгам и чертежам, к надеждам, которые некоторые люди считают несбыточными. Пойдет обратно пешком, придет усталый и голодный. Поест, отдохнет и снова сядет за свое трудное дело. Будет считать, чертить, раздумывать, курить. И не станет огорчаться по пустякам.
Дружинин повернул назад и пошел вдоль асфальта по направлению к городу.
Задорожный, оставшись дома, тоже не смог работать. Ему мешали посетители. Они буквально атаковали его в этот день.
Снова явилась корреспондентка и заявила, что ей во что бы то ни стало нужно еще раз повидать мистера Дружинина. Она не поверила, что Дружинин ушел, и попыталась было опять проскочить в дверь мимо Задорожного, но тот ловко преградил ей дорогу и запер дверь.
Через
Задорожный отпер дверь и с изумлением увидел все ту же корреспондентку. На этот раз у нее в руках было письмо.
Настойчивая дама требовала, чтобы Задорожный немедленно передал Дружинину это письмо и вынес ответ.
Удивленный такой навязчивостью, Задорожный решил больше не церемониться с заокеанской гостьей и захлопнул дверь перед самым ее носом.
Он снова сел за рисование и дал себе слово не откликаться ни на какие стуки и звонки.
Но стуки и звонки продолжались. Они не давали Задорожному работать и приводили его в ярость.
Какой-то мужчина доказывал, что у него срочное поручение к Дружинину, и угрожал, что доложит управляющему, если его сейчас же не впустят. Потом опять звонила и стучала женщина. Она говорила, что У нее совершенно неотложное дело, важное для Дружинина. Задорожный, убежденный, что это проделки той же неугомонной корреспондентки, двери не открыл.
Но на этот раз стучала не корреспондентка, а научная сотрудница Института прикладной геологии Люся Климова.
Она была взволнована и полна решимости добиться своего.
— Не стучите, все равно не открою! Он умер, — услышала она через дверь глухой голос Задорожного.
— Не говорите глупостей, открывайте! Вы уже говорили, что он уехал, что он спит и что он в больнице. Довольно дурацких шуток! Поймите, мне надо его немедленно видеть. Если его нет, помогите его разыскать, — настаивала Люся.
Ответа не последовало.
Тогда Люся решила дождаться Дружинина на улице. В библиотеке она уже побывала, но Дружинина там не нашла.
Люся расположилась на скамье около ворот и приготовилась сидеть там, если понадобиться, до полуночи.
— Вот это деляга! — сказал Задорожный, увидев женскую фигуру на скамье у ворот. Он был уверен, что Дружинина подстерегает все та же назойливая корреспондентка.
Уже наступили сумерки, когда в переулке показался усталый, запыленный Дружинин.
Он сделал больше тридцати километров и шел, едва передвигая ноги.
Около дома ему преградила дорогу женщина в темном костюме.
Дружинин решил, что она приняла его за кого-то другого, и хотел ее обойти, но она решительно шагнула ему навстречу.
— Погодите! — повелительно сказала она.
Дружинин пригляделся и узнал Люсю.
— Добрый вечер! — бросил он отрывисто и двинулся дальше.
Он не понимал, что могло понадобиться этой женщине. У него не было ни малейшей охоты говорить о том, что произошло в институте.
— Нет, подождите! Вам придется меня выслушать, — заявила Люся с настойчивостью, которой от нее никак нельзя было ожидать. — Вы никуда не уйдете, пока не выслушаете меня!