Шрифт:
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Преображение России
Эпопея
Горячее лето
Роман
Содержание
Глава первая - Речка Пляшевка
Глава вторая - Заделать брешь!
Глава третья - После боя
Глава четвертая - В тылу
Глава пятая - Дивизия на отдыхе
Глава шестая - Брусилов в городе Ровно
Глава седьмая - В ставке
Глава восьмая - Река Стырь
Глава девятая - Трудные задачи
Глава десятая - Через Стырь
Примечания
ГЛАВА ПЕРВАЯ
РЕЧКА ПЛЯШЕВКА
I
Художники-пейзажисты
В древности, когда кругом дыбились неисхоженные леса, это были, конечно, величавые реки. Теперь они становятся такими только в весеннее половодье, когда, желтые, мутные, озорные, разгульные, ломают они мосты, тащат на себе бурелом, заносят камнями, песком и илом луга и огороды.
Летом они задумчивы, летом они бывают мелки, узки, то тут, то там оставляя свою воду в озерах и болотах.
Болота топки; озера невелики и поблескивают таинственно только в середине, густо зарастая белыми кувшинками, желтыми купавами, камышом и рогозой. Над ними пронзительно плачут, косо взлетая, хохлатые чибисы; сюда прилетают кормиться аисты, которым на крыши хат кладут старые колеса, удобные, как основа их незатейливых гнезд. Здесь, в гущине осоки, плодятся втихомолку водяные курочки с желтыми лапками и чирки; здесь вопит, как молодой бык, серая выпь - птица, так умеющая прятаться от людей, что ее редко кто видел за всю свою жизнь.
Летом в долине таких речек звенят веселые косы, а потом гордо стоят крутобокие стога сена. Кое-где утлая лодчонка с дырявым дном валяется на берегу. Возле нее бегают бойкие кулики; на нее, то и дело срываясь, упрямо взбираются лягушки и заводят по вечерам свои концерты.
Такая речка, именуемая Пляшевкой, разделяла в 1916 году, в конце мая в начале июня, несколько корпусов войск двух армий; русской одиннадцатой, которой командовал генерал-от-инфантерии Сахаров, и разбитой уже до того первой австро-германской, бывшей под командой генерала Пухалло.
Долина реки была широка. Одна за другой тянулись по ней украинские деревни. По обеим сторонам ее подымались холмы, покрытые лесом. Холмы эти местами были прорезаны глубокими балками с крутыми спусками.
Линия железной дороги шла от Ровно через Дубно на Радзивиллов и Броды. Дамба тянулась через долину, и железные фермы моста висели над речкой бессильным кружевом, так как мост был наполовину взорван поспешно отступавшим противником. Взорваны были также и деревянные мосты; этому не успели помешать части 17-го корпуса, хотя и выбившие австро-германцев из их позиций, объявленных неприступными, но и сами при этом в большой степени обессиленные боями.
На помощь этому корпусу, чтобы развить наступление, Брусилов приказал перекинуть из соседней восьмой армии 32-й корпус, состоящий из двух ополченских дивизий - 101-й и 105-й, - и обе дивизии пришли и заняли отведенные им места. Южнее, вплотную к 17-му корпусу, стала 101-я, севернее - 105-я. Кроме них, подошла и расположилась у них в тылу Заамурская конная дивизия, назначенная преследовать отступающего противника, когда фронт его будет прорван пехотой.
Тучи над австро-германцами сгустились 31 мая; гроза должна была разразиться 2 июня, и накануне боя - 1 июня - в русском лагере все были возбуждены предстоящим, все были в горячке усиленной и срочной подготовки к бою, все пристально вглядывались и в капризные изгибы речки, и в яркую зелень долины на той стороне, и в притаившиеся за долиной холмы, в глубине которых тянулись позиции врага, пока совершенно тихие, как будто их там и нет и никогда не было.
Никто ни о чем не знал, и со штабом 3-й дивизии из 17-го корпуса то сносились по телефону, то посылали туда адъютантов и ординарцев с запросами, так как дивизия эта стояла тут, на берегу Пляшевки, уже с неделю и, понятно, должна была знать многое о противнике и о всех подступах к нему.
– Конечно, наше дело маленькое, - говорил начальник 101-й дивизии генерал-лейтенант Гильчевский, - мы, по предписанию свыше, должны только со-дей-ствовать семнадцатому корпусу, - со-дей-ствовать, да-с, а действовать предназначено ему, - ему, стало быть, и карты в руки, но раз нам отведен участок для атаки в шесть верст длиною, значит, от нас то-оже потребуют действий!
Он подмигивал светлыми, с легким прищуром, пятидесятисемилетними глазами, много начальства видевшими на своем веку, обращаясь так к своему начальнику штаба, полковнику Протазанову. И тот, хотя и мало спавший в ночь перед этим, но, как обычно, свежий, крепкий, подтянутый, отозвался на слова генерала:
– Не пришлось бы только нам раньше наступать, чем третья дивизия соберется: там что-то тяжелы на подъем, насколько успел я заметить.
– Полки у них слабые, говорят, - подхватил Гильчевский.
– А у нас какие? Разве мы получили пополнение после двух наших побед? А мы ведь тоже не в лапту с мадьярами играли.
Крупное, но не успевшее еще отяжелеть тело Гильчевского заметно для привыкшего к нему Протазанова все напрягалось, когда он вглядывался в отведенный ему участок, точно вбирая его в себя, и густые, серые, казачьего склада, концами вниз, усы его шевелились при этом так, точно он, закрыв рот, жевал что-то.
– От деревни Пасеки до деревни Гранавки, - поводя своим цейсом перед глазами, раза три повторил Гильчевский, продолжая вглядываться в отведенный ему участок, - порядочный кусок, должен я сказать... Не случилось бы вроде того, что прошлой ночью...
Предыдущую ночь дивизия провела в походе и, когда попала в довольно большой лес и была там остановлена на отдых, поддалась панике, совершенно необъяснимой для самого Гильчевского, так как после двух удачно проведенных боев она завоевала репутацию ударной. Сюда, в чужую армию, она была переведена, в составе всего корпуса, только затем, чтобы выправить положение, выпрямить запавшую здесь линию фронта.
Гильчевский был еще под свежим впечатлением того, что случилось ночью.
Очень беспокойной оказалась эта ночь. Даже сквозь довольно густой лес было заметно сплошное широкое багровое зарево пожаров, а с высоких деревьев, на которые взобрались разведчики, различалось несколько дружно горевших деревень, очевидно подожженных противником.