Горячее лето (Преображение России - 11)
Шрифт:
Сам Федотов был невысокий, сытенький, благообразный, на вид моложе своих лет, в меру лысоватый и не то чтобы с сединою, но с голубизною в опрятно приглаженных волосах.
Академию он окончил раньше Гильчевского, но вся служба его протекла в штабах, поэтому по части военного крючкотворства он был немалый знаток. Однако он считал себя знатоком и в искусстве ведения боя, своей личной распорядительности приписывал успехи своего корпуса и в то же время ревниво следил за успехами всех других командиров корпусов не только в одиннадцатой армии, но и в других, и не на одном только
Так, первое, что от него услышали Гильчевский и Надежный, когда приехали к нему в Волковыю на совещание, было неприкрыто-радостное восклицание:
– А Рагоза-то, Рагоза! Ни-че-го-то решительно у него не выходит! Только что мне говорили из штаба армии: почти провалил наступление!
– Какой Рагоза?
– спросил, недоумевая, Гильчевский.
– Ну вот на тебе, - Рагозы не знать!
– удивился Федотов.
– Кому, кажется, он не известен, а вот вам объяснять надо! Рагоза - командир группы войск на Западном фронте, и вот он провалил наступление!.. А сколько подготовки было! А сколько разговоров всяких! Надежд на него сколько возлагали, я вам доложу, - уши Рагозой прожужжали, - а в результате оказался ни к черту!
И Федотов даже и руки - круглые, мягкие, белые - потирал, точно от удовольствия, что известный ему генерал Рагоза потерпел неудачу.
Гильчевский, конечно, сразу же понял, о каком Рагозе идет речь. Он знал и то, что Рагоза - командующий четвертой армией у Эверта, что эта армия соседствует с третьей, отошедшей к Брусилову, что там должно было начаться, но все откладывалось наступление на город Барановичи, и если спросил все-таки: "Какой Рагоза?", то потому только, что не мог понять, почему у Федотова такой довольный вид, если проваливается замысел этого Рагозы, - то есть замысел ставки, - поддержать Юго-западный фронт сильным ударом по немцам, прорвать их фронт и захватить Барановичи.
Так и хотело сорваться у него с языка: "Эх, вот вас бы назначить на место Рагозы командовать группой корпусов и дивизий! Вот у вас бы, конечно, пошла бы музыка не та!" И если не сорвалось все-таки это, то только потому, что боялся он, как бы Федотов не принял этого за чистую монету и не отозвался бы самодовольно: "Да, разумеется, я бы иначе повел бы дело, и Барановичи были бы уж теперь взяты!"
Впрочем, и разговор насчет операции Рагозы не затянулся: Надежный, ухватившись за то, что Федотов упомянул неудобные для действий артиллерии леса и болота, кстати ввернул, что болота оказались и на его участке на Стыри и что не лучше ли было бы для пользы дела ему с Гильчевским обменяться участками...
Мягко улыбаясь при этом и пряча глаза, Надежный закончил это так:
– Константин Лукич в разговоре со мной высказался за то, что непрочь был бы переместиться туда.
– Послушайте, что вы!
– возмутился Гильчевский.
– Разве о том я говорил, чтобы переместиться?
– Неужели нет? Значит, я просто не так вас понял, простите!
– сказал Надежный.
А Федотов поддержал его:
– Да, вот видите, болота - это, конечно, большое затруднение,
Но добавил, потеребив небольшие усики и снова их тщательно пригладив:
– К сожалению, если бы даже и Константин Лукич высказался за это, то ломать диспозицию штаба армии я не могу... Наконец, это значило бы разбивать мой корпус на две части, а вашу дивизию втиснуть в середину, - что вы, разве это возможно?.. Джек, тубо!
В совещании генералов принимал участие и Джек тем, что деятельно обнюхивал сапоги Надежного, пахнущие, быть может, болотной дичью, о чем и не подозревал их владелец.
Вот тут-то Гильчевский и заговорил о самом важном, что было ему необходимо, - о понтонах, а когда Федотов ему сказал, что понтоны прибудут в таком количестве, что едва ли и на одну дивизию хватит, быстро спросил:
– Что же, - пополам поделить их в таком случае?
– Ну, что же там делить!
– ответил Федотов.
– Получится ни то, ни сё: ни богу, как говорится, свечка, ни черту кочерга. Поэтому...
Гильчевский так и впился в него потемневшими уже глазами, предчувствуя окончание фразы, на которой запнулся Федотов, и даже повторил непроизвольно:
– Поэтому?
– Они все, сколько их будет, направлены будут вот в десятую дивизию, договорил Федотов.
– А... а почему же это, позвольте узнать, дивизию своего корпуса вам непременно хочется утопить в этой Стыри?
– не сдержался, чтобы не задать своему начальнику такого вопроса Гильчевский, но Федотов сделал вид, что не обиделся, вполне понимая его горячность. Он даже слегка усмехнулся, говоря:
– Десятая дивизия у нас гость, - ей и лучший кусок за столом, а вы, Константин Лукич, - даже и в штабе армии так думают, - вы-то уж непременно обойдетесь без понтонов!
– Как же это так обойдусь, хотел бы я знать?
– Э-э, как! Это уж вы доказали, что умеете обходиться!.. Тем больше вам будет и чести, - снова усмехнулся при этом поощрительно Федотов.
– Не понимаю, какая же будет мне честь, если я утоплю свою дивизию! возмутился Гильчевский.
– Неужели в штабе армии не представляют, как это произойдет? Большого воображения тут не нужно: без мостов полки могут, конечно, сунуться в воду на этом берегу, чтобы на тот не выйти.
– Выйдут, Константин Лукич, выйдут! У вас непременно выйдут, - не скромничайте! Вы им там из каких-нибудь местных материалов соорудите мосты, и выйдет это получше, чем понтоны.
– Хорошо мосты сделать, - вспомнил Гильчевский хаты Копани, которые он уже решил, в крайнем случае, раздергать, - но ведь для этого нужно время!
– И время найдете, - ведь не завтра же это, - сказал Федотов.
– Как не завтра?
– удивился Гильчевский.
– Да ведь наш командарм обратился к Брусилову за разрешением временно перейти к обороне ввиду больших потерь. Ведь и ваша дивизия только по имени дивизия, а фактически она не больше бригады.
– Даже несколько меньше бригады, - согласился Гильчевский.
– Особенно печально, что офицеров в иных ротах ни одного... Да и батальонами некому командовать.