Горячее лето
Шрифт:
— Мне нравится Зеленогорск. Чистенький, цветов много, деревьев.
— Здесь любят цветы. Вы увидите целые улицы, засаженные розами.
— А то что за красивое здание?
— Административное. А с той стороны, чуть подальше, — музей. Исторический. Обязательно побывайте там.
Жанна остановилась и стала читать надпись на мемориальной доске: «Отпустить из десятимиллионного фонда на непредусмотренные сметами экстренные надобности четыреста пятьдесят тысяч рублей для выдачи населению, пострадавшему весной текущего года от наводнения, вызванного
— Это ленинский декрет о помощи населению Зеленогорска, пострадавшего от наводнения весной 1917 года, — объяснил Алексей.
— И надо же! Из скудного фонда молодой страны, и такая щедрость!..
— Временное правительство отказало. А Советское правительство вновь вернулось к этому вопросу и в ноябре семнадцатого приняло этот декрет.
— Что тут скажешь — Ленин!.. Кому не ясно?!.
Они и не заметили, как дошли до остановки. Дальше ехали в переполненном троллейбусе. Вечером третий маршрут всегда переполнен.
Домик Полины Кубышкиной знакомо чернел сквозь кроны садовых деревьев. Во дворе пустынно.
Алексей нанимал кнопку звонка и улыбался.
Двери не открывались. Он позвонил ещё раз и ждал, продолжая улыбаться. Потом, догадавшись, что звонок не работает, сильно постучал в калитку. Сразу же с веранды донеслось:
— Кто там?
— Это я, Полина Афанасьевна, Алексей.
Полина вскрикнула:
— Ах, Алексей Иванович! — И, оглянувшись назад, очень громко произнесла: — Мама, Алексей, Иванович приехал! Это Алёша!
Увидев с Алексеем девушку, она смутилась и продолжала стоять, затем спохватилась:
— Ой, господи! Да чего же я через калитку?.. Заходите, пожалуйста. — Веснушчатое круглое лицо озарилось радостью.
На ней было широкое платье из чёрного переливающегося материала. На левое плечо наброшен пуховый платок.
«Это же надо, — удивилась Жанна, — в такую духоту на плечах платок, И чёрное платье».
Появилась старушка — мать Полины. Она медленно шла навстречу, подняв жёлтое, похудевшее лицо, и улыбалась издали. Подойдя, обняла Алексея, а затем подала лёгкую руку Жанне.
— Спасибо, сынок, что заглянул к нам. А это, видать, невеста твоя? Очень хорошо! Пойдёмте в хату.
Обе принялись хлопотать вокруг них: «Я принесу яблочек!» — «Мама, не суетись, ходи медленно!» — «Я вовсе не суечусь и хожу медленно». — «Принеси, мама, лучше чашки, за яблоками я сама сбегаю».
Лицо Полины, пока не включили свет, было расплывчатое, но только вспыхнула лампочка, оно стало некрасивым, густо усеянным веснушками. Жанна старалась на неё не смотреть, окидывала взглядом комнату. Некоторое время Алексей молчал, видимо, переживал неловкость. Потом начал помогать Полине накрывать на стол. Жадна даже подивилась тому, как ловко он это делает. Здесь он свой человек. Алексей плотен, кряжист. Лицо его миловидно и приятно. Он, по-видимому, и бородку завёл, чтобы быть серьёзнее и внушительнее. Но такое настроение у него появилось лишь в этом доме, а там, в городе, он был неразговорчив и скучен.
«Они меня за невесту Алексея принимают, — улыбнулась Жанна. — А я его знаю всего несколько часов. Вот так, наверное, некоторые и замуж выходят. Почему он не говорит им, что мне всего-навсего пало переночевать одну ночь. Затевается целое пиршество. Вот сижу и не знаю, что мне делать и как себя вести».
На привокзальной площади было необычно шумно. Стоял запах цветов, которыми торговали во всех закоулках вокзала, дымящихся золотистых пирожков. От бесчисленных автомобилей несло выхлопными газами. И всё-таки чувствовалась осень. Вечер ещё тёплый, но не пахнет асфальтом, солнцем, как летом, и ветер совершенно другой — густой и острый.
Тарас остановился у витрины «Комсомольской правды», а сам смотрел в сторону остановившегося поезда. Татьяну встречали отец с матерью. Она, наверное, сообщила номер вагона. Потому что поспешили к седьмому. Сначала сошла Татьяна. Потом парень и девушка. А чуть позже подошёл ещё парень. «Не иначе, тоже заочники». Тарас смотрел на них с интересом, недоверчиво и с пристрастием. Они дружески, торопливо распростились, так как Татьяна что-то стала говорить отцу, а отец повернулся и приветливо, чуть небрежно, кивнул им — мол, спасибо.
Но тут Тарас увидел «бородача» с ихнего завода и незнакомую миловидную девушку. Где-то в глубине души он ненавидел инженера-испытателя Коваленко. Пожалуй, только его борода Тарасу нравилась.
Алексей шёл стремительно, видимо по привычке, слегка пружинясь под тяжестью чемоданов, шёл походкой человека, привыкшего, чтобы ему давали дорогу. До чего же он загорел! Прожарился солнцем до костей. Руки у него были чёрные, словно у негра. И руки казались сейчас непропорционально длинными. Лицо приветливое, но не улыбчивое. Девушка спешила, по даже в спешке шла грациозно, собранно, не суетливо. Она счастливо и нежно улыбалась.
«Наконец-то „бородач“ невесту привёз, — обрадовался Тарас. — Может, теперь и я найду с Татьяной общий язык?»
Правда, он только раз видел «бородача» вместе с Татьяной возле заводской столовой. Тогда Алексей был с каким-то долговязым парнем, наверное тоже испытателем. Но такой улыбки Тарасу Татьяна никогда не дарила, как «бородачу». А глаза какие были! Он никогда их не забудет. С тех пор его душа не терпела инженера-испытателя Коваленко.
Тарас обратил внимание на то, что Алексей шёл не к остановке такси и пне к троллейбусу, он направился к гостинице. Гостиница сразу за высотным зданием.
«Значит, не невеста она ему, — подумал он. — Невесту повёз бы домой. Наверное, попутчица или знакомая. Интересно, как посмотрит на это Татьяна? Она ведь видела его. Не могла не видеть».
И сам того не заметил, как ноги невольно понесли его к гостинице. Не улицей, а Молодёжным сквером. Он хотел убедиться, в гостиницу ли они, те двое, пошли.
«А может, это его сестра? — прикидывал Тарас. — Нет, сестру бы он повёз к себе. На сестру она вроде не похожа. Да, совсем не похожа».