Горячее сердце, мертвый страж

У него нет имени. Он посланник Черного Дракона, личный страж и верный воин.

Одна половина лица отливает холодной гладкой сталью, другая – словно потрескавшаяся на солнце грязь, серая, в паутине мелких трещин. Один глаз – бескровный дымный опал и сверкающий изумруд радужки. Второй – мутновато-желтый, весь в лопнувших капиллярах, но живой. И я даже не знаю, на какую половину его лица страшнее смотреть, ту, которая уже давно стала

Он – чудовище. Противоестественное, мертвое, он куда больше голем, чем человек.

Он пришел за моей сестрой.

Его взгляд скользит по мне и по Айни, оценивая.

– Нет! Нет-нет-нет-нет… – говорит Айни шепотом, ее голос дрожит. – Я не пойду с ним! Я скорее умру!

В ее глазах стоят слезы, она держится из последних сил.

Сверкающий изумруд обращается к ней, пронзает насквозь. Но страж молчит.

– Он всего лишь охрана, – так же шепотом говорю ей я, и даже тише. – Он не сделает тебе ничего плохого.

– Я боюсь его!

Губы моей сестры отчаянно дрожат.

А у меня такое странное чувство, словно я видела этого стража раньше. Но ведь увидев – я бы запомнила, такое сложно забыть. Что-то едва уловимое… я пытаюсь понять.

Отец стоит совсем белый, с застывшим лицом, сам похожий на камень. Еще немного, и он потеряет любимую дочь навсегда, но выбора нет. Сайторин проиграл эту войну почти десять лет назад и теперь обязан платить.

Наместник Сайторина услужливо улыбается, кланяясь.

– Сайторин приготовил дары императору, милорд!

Рядом стоят сундуки с золотом, алмазы из Дакайских копий, красная пряность лиу-тинг и юная дочь лорда Иргато Найраха. Отец сжимает зубы, так же кланяется стражу.

А страж желает увидеть все сам. Он подходит ближе, открывает сундуки, запускает пальцы в алмазы, разглядывает. Его серое лицо ничего не выражает, я не могу понять, доволен ли он.

Страж кивает. И делает шаг к нам.

– Какая из них? – глухо говорит он. Его низкий голос пугает, заставляет дрожать… и завораживает нечеловеческой глубиной.

Вообще-то, меня не должно здесь быть, но Айни так боялась, что я решилась на это своеволье, а потом было слишком поздно, чтобы меня прогнать.

– Айни-Рин, – говорит отец.

Айни должна бы сделать шаг вперед, но я вижу, как у нее подкашиваются ноги, она не может.

Тогда я делаю шаг назад, оставляя ее впереди.

Айни затравленно оглядывается на меня, прижимает руки к груди.

Страж приближается.

– Почему эта? – спрашивает равнодушно. – Они ведь обе ваши дочери?

– Обе, – говорит отец.

– Айни-Рин моложе, – кланяясь, говорит наместник, – и красивее. Вы сами можете оценить, милорд. Мы хотим предложить императору только самое лучшее. К тому же, она невинна, послушна и умеет все, что положено уметь хорошей жене.

Мне кажется, или губы стража действительно чуть заметно кривятся в усмешке, а я-то думала, он не испытывает эмоций.

– Императору не нужна новая жена, – говорит он. – Ему нужно совсем другое.

Щеки Айни вспыхивают алым.

Ее заметно трясет.

– Невинность – сомнительное достоинство, – говорит страж еще. – Если она будет так же трястись в присутствии императора, то не сможет сделать то, что от нее требуется. Что же в этом хорошего?

Говорит это так, словно… я ведь знаю, что требуется от моей сестры. Но сейчас в его словах видится что-то свое, словно издевка. Я знаю, что официально девушка считается наложницей, но ведь не ради любовных ласк затевается это.

Страж разглядывает мою сестру. Так близко, словно обнюхивает. Слишком близко. Мне кажется, Айни сейчас упадет в обморок.

– Она привыкнет, – говорит наместник так, словно это его последний шанс заслужить милость. – У нее сильный дар, милорд,

Страж бросает на него быстрый взгляд.

– Хм, – говорит он тихо, берет Айни за подбородок правой рукой, приподнимает к себе. – Ты боишься меня?

По ее щекам текут слезы. Она не выдерживает, зажмуривается, губы дрожат. Еще немного, и дернется прочь. Но пока воспитание и страх держат ее, она старается. Она послушная дочь.

Какое-то время страж смотрит, словно изучая. Потом отпускает. Айни чуть не падает без сил, отступает, покачнувшись.

На ее подбородке остается бордовая капелька крови, немного смазанная. И капелька на пальцах стража. Он смотрит на эту кровь, растирает, потом просто вытирает об себя.

– Дар действительно хорош, – говорит он. – Но слабый контроль.

Айни всхлипывает.

Меня тоже трясет, но от злости. Какое право он имеет так издеваться над ней?! Это недостойно! Она еще не может защититься в полной мере.

– Вам не нравится, милорд? – наместник искренне озабочен и готов услужить. У него свои представления справедливости.

– А вторая? – говорит страж. – Что с ней не так?

Страж подходит ко мне, остановившись в полушаге. И теперь уже заглядывает мне в глаза. Так близко, что я чувствую его запах – железа и раскаленного камня. Совсем нечеловеческий.

И я упрямо смотрю на него, не отводя взгляд. Но когда он протягивает руку, желая коснуться меня, я отстраняюсь, отступаю. Я не боюсь, но мне неприятно, передергивает, когда ко мне тянется серая, потрескавшаяся рука. Это скорее отвращение, чем страх. Я чувствую смерть, притаившуюся где-то там, этот человек и не жив, и не мертв окончательно, и это… так неправильно… до дрожи.