Горячие дни (Разозленные)
Шрифт:
С головы до ног Уэйна покрывали татуировки, среди которых самой яркой была красноглазая змея, свернувшаяся на его лысом черепе. Голова змеи спускалась на его лоб.
Уэйн отличался умением концентрироваться. Большую часть времени он был сосредоточен на приеме заказов на рыбу, жареную картошку и гамбургеры или полировании стеклянной посуды. В настоящий же момент его внимание было направлено на другую цель. Цветастая Рубашка не знал, что попал в поле зрения человека, который когда-то служил снайпером в одном тайном правительственном агентстве.
Лютер взял трость, которую он всегда вешал за рукоятку
Лютер вышел из-за стойки и на мгновение остановился около неподвижного и безмолвного Уэйна.
— Все в порядке, — сказал он. — Я все улажу.
Уэйн моргнул и мгновенно вынырнул из своего смертоносного спокойствия.
— Как знаешь, — бросил он и, повернувшись, направился к ближайшему столику.
Дверь кухни снова открылась и выпустила волну пропахшего жиром жара. Появилась Петра Гроувз, шеф-повар и совладелица ресторана. Вытирая руки о грязный фартук, она со снисходительным видом оглядела зал.
— Что-то почудилось, — сказала она. Петра еще в детстве уехала из Техаса, но характерный для техасцев акцент звучал в каждом ее слове.
Интуиция Петры, а также умение Уэйна попадать в цель из винтовки с нереально большого расстояния были значительно сильнее обычных. Можно сказать, паранормальными.
И Уэйн, и Петра были экстрасенсами среднего уровня; оба ушли в отставку из одного и того же безымянного агентства. В те дни, когда Уэйн работал снайпером, Петра была его наводчиком. Вместе они составляли смертоносную команду. Потом они образовали команду другого рода — партнеров по жизни.
Петре, женщине крепкого телосложения с длинной седой косой, было слегка за шестьдесят. В одном ухе у нее поблескивала золотая сережка, на голове возвышался пожелтевший поварской колпак. В отличие от Уэйна, который носил в ножной кобуре пистолет, Петра предпочитала нож, причем большой. И носила его в ножнах под фартуком.
— Я все улажу, — сказал Лютер.
— Ясно. — Петра кивнула и удалилась на кухню.
Постукивая тростью по выложенному плиткой полу, Лютер пошел вперед. Напряжение, разлившееся по залу, усиливалось с каждой секундой. Толпа забеспокоилась. Изучение парапсихологии было в значительной мере дискредитировано современными влиятельными научными кругами. Из-за этого очень многие шли по жизни, игнорируя, подавляя или упрямо не замечая парапсихологическую сторону своей натуры. Но в ситуациях вроде нынешней даже люди со стандартным восприятием начинали искать глазами ближайший выход. Что касается толпы в «Радуге», то она была далека от стандартной.
Цветастая Рубашка, судя по всему, не ощущал энергии беспокойства, исходившей от завсегдатаев. Он слишком увлеченно тыкал Безумного Рея острой словесной палкой.
— Эй ты, задница серфера! — громко произнес он. — Ну, каково это — трахать туристок? Хорошо на этом зарабатываешь? Сколько стоит перепих на твоей узенькой дощечке?
Рей игнорировал его. Он сидел ссутулившись и ел сильно зажаренную рыбу с картошкой, запивая все это пивом. Он был широкоплеч, загар сразу выдавал в нем человека, который целыми днями катается верхом на волнах. Под ярким гавайским солнцем его длинные каштановые волосы выгорели почти добела. Цветастая Рубашка не виноват, что выбрал не ту цель, подумал Лютер. По виду Рея и не скажешь, что он безумен, для этого нужно взглянуть на его ауру.
— Что это с тобой? — продолжал Цветастая Рубашка. — Не можешь ответить на простой вопрос? А где же ваше хваленое гостеприимство? Мне о нем все уши прожужжали.
Рей поставил на стол пиво и начал оборачиваться. Лютер усиливал свое восприятие, пока не увидел ауры всех, кто был вокруг. Светлое и темное поменялось местами, но не так, как на фотографическом негативе. Когда он активировался вот так, как сейчас, то видел все цвета, кроме белого и черного. Оттенки возникали из разных точек паранормального спектра. Чтобы описать все это, слов не хватало. Вокруг каждого из тех, кто находился поблизости, пульсировала, мерцала и переливалась энергия.
Напряжение, царившее в зале, ощущалось стандартным восприятием, но, пропущенное через паранормальные чувства, выглядело как вихрь, который вбирал в себя нарастающие по мощи опасные потоки.
Головокружение, всегда сопровождавшее переключение с одного восприятия на другое, прекратилось в мгновение ока. Лютер давно привык к таким кратким периодам дезориентации. Он жил со своим даром с тех пор, когда подростком обрел его.
Сначала он сконцентрировался на Рее. Хотя предосудительно вел себя Цветастая Рубашка, Рей был непредсказуем. В его пульсирующей ауре, заполненной мрачными оттенками, было хорошо видно кипящее, плохо контролируемое безумие. Наибольшую тревогу вызывали мерзкого зеленовато-желтого цвета нити, которые появлялись и исчезали в хаотичном порядке. Рей быстро сползал в свою особенную параноидальную вселенную.
— Держись от меня подальше, — тихо проговорил он.
Услышав этот тон, умный человек тут же отступил бы, но Цветастая Рубашка ухмыльнулся, не подозревая, что еще секунда, и он выпустит из бутылки изменчивого, непредсказуемого джинна.
— Не дергайся, задница серфера, — сказал он. — Я к тебе и близко не подойду. Мне совсем не улыбается заразиться от тебя какой-нибудь дрянью, что ты подхватил, обслуживая туристок.
Рей начал вставать. Под мятой майкой стали перекатываться мышцы. Лютер уже был менее чем в двух футах от него. Он сконцентрировался на нездоровых зеленовато-желтых нитях, рассекавших ауру Рея. С исключительной точностью — ошибки часто вызывали крайне неприятные последствия — он послал из собственной ауры волну подавляющей энергии, которая резонировала с энергией Рея по схеме контрапункта. Пульсация зеленовато-желтых нитей заметно ослабла.
— Допивай пиво, — сказал ему Лютер. — Я тут сам справлюсь.
— Э, да. — Рей перевел взгляд на бутылку на столе. — Пиво.
Благодарный за спасительное указание, данное в тот момент, когда он уже не выдерживал натиска глубочайшей обиды, Рей взял бутылку и сделал большой глоток.
Лишенный жертвы Цветастая Рубашка отреагировал вспышкой ярости. Его лицо приняло злобное выражение. Наклонившись вбок, он стал заглядывать за Лютера.
— Эй ты, я с тобой разговариваю, задница серфера! — заорал он Рею.