Горячий пепел. Документальная повесть. Репортажи и очерки
Шрифт:
Вместе с тягой приобретать заметно возросло и стремление заработать. Домохозяйки содержат платные велосипедные стоянки возле станций метро, кинотеатров, магазинов, торгуют на улицах чаем и семечками. Детвора в парках деловито собирает шишки криптомерии, чтобы сдать их в лесопитомник. Даже престарелые пекинцы, что на рассвете занимаются древней китайской гимнастикой "ушу", нередко выступают теперь в роли платных инструкторов.
Этот коммерческий дух ощущается и в том, что торговая реклама исподволь вытеснила наглядную агитацию, характерную для 50-х годов. Когда я впервые приехал в Китай, на перекрестке возле гостиницы "Пекин" красовался плакат "Отпор Америке,
И все же главные перемены — это не многоэтажные здания, не станции метро и не новые товары, вошедшие в быт. Главные перемены написаны на лицах людей. На них не чувствуется скованности, напряжения. Естественные человеческие чувства прорвались наружу. Особенно заметно страстное желание побыстрее вырваться из нужды, прийти к зажиточной жизни.
Похоже, что китайцы переживают нечто похожее на эйфорию выздоровления. "Большой скачок", "культурная революция", бесчинства "банды четырех" — обо всем этом они не могут вспоминать без содрогания. Но кошмар уже ушел в прошлое. Страшные годы позади — от сознания одного этого у людей легчает на душе.
В Пекине, судя по всему, стараются использовать этот психологический настрой. О чем бы ни заходила речь, упоминают декабрь 1978 года. Беседа на любую тему неизбежно начинается с формулы: "После III пленума ЦК КПК одиннадцатого созыва…"
Ссылки на "дух III пленума" обычно трактуются как поворот от трескучей фразеологии к реальной действительности, от бесчисленных кампаний, которые два десятилетия лихорадили страну, к практической работе по модернизации Китая.
Во времена "большого скачка" был возведен в абсолют революционный энтузиазм и целиком отвергнут принцип материальной заинтересованности — его осуждали как проявление ревизионизма. Ныне же налицо сдвиг в диаметрально противоположную сторону. Теперь абсолютизируется сугубый прагматизм: неважно, мол, какие использовать стимулы, — лишь бы они давали эффект.
Примером этого может служить переход к системе семейного подряда в сельском хозяйстве, в результате чего основной хозяйственной единицей в деревне стал крестьянский двор. Приехав в Китай с делегацией, приглашенной на 35-ю годовщину Общества китайско-советской дружбы, я мог лишь частично познакомиться с данным процессом. Но о некоторых личных впечатлениях и встречах хотелось бы рассказать.
Случилось так, что в маршрут нашей поездки был включен уезд Цюйфу провинции Шаньдун, где когда-то родился Конфуций. А как раз на примере местных крестьян-земляков этого древнекитайского философа я в 50-х годах попробовал рассказать советским читателям обо всех этапах социалистических преобразований в китайской деревне: о разделе помещичьих земель во время аграрной реформы, о создании групп трудовой взаимопомощи, о превращении их в производственные кооперативы, затем — в народные коммуны.
Вновь отыскать героев этих очерков у меня не было времени. Но нам довелось много поездить по проселочным дорогам Шаньдуна, побеседовать о сельских делах с кадровыми работниками уездного и провинциального звена.
По своему населению, которое приближается к 80 миллионам человек, Шаньдун превосходит любое западноевропейское государство, но занимает лишь третье место среди провинций страны. Уже эти цифры говорят о специфике китайской деревни, о масштабности связанных с ней проблем.
Едешь по шаньдунской равнине и думаешь: все здесь воплощает щедрую меру человеческого труда — и каменная кладка величественных ирригационных сооружений и тщание, с которым возделаны поля, похожие размерами на приусадебные участки.
Главное транспортное средство на проселке — ручная тележка. Главное действующее лицо в поле — крестьянин с мотыгой. Чаще увидишь нескольких впрягшихся в борону людей, чем вола в упряжке, а тем более трактор.
Мотивируя переход к системе семейного подряда, мои собеседники прежде всего упирали на то, что рабочая сила сельских районов Китая насчитывает около 500 миллионов человек. А для возделывания пригодных к обработке площадей достаточно примерно 150 миллионов. Чтобы остальные нашли себе дело на месте и не хлынули в города, выдвинут лозунг "Покидать земледелие, не покидая села". Новая система хозяйствования предназначена, в частности, способствовать этому.
В народных коммунах упор всюду делался на производство зерна. Теперь полнее учитываются местные условия. И хотя больше пашни стало использоваться под хлопок и масличные, валовые сборы зерна не снизились, а, наоборот, возросли. Поощряется появление "специализированных дворов" различного профиля. Все больше людей берется за животноводство, рыбоводство, лесоводство, подсобные промыслы.
Производственные задания, пояснил в беседе с нами заместитель председателя провинциального правительства Ли Чжэнь, доводятся теперь сверху до уезда только по ключевым показателям (зерно, овощи, хлопок, масличные). А распределением их между подрядчиками, то есть крестьянскими семьями или группами семей, занимается производственная бригада.
По контракту, обычно на трехлетний срок, крестьянский двор обязуется ежегодно выращивать на закрепленной за ним земле определенное количество продукции и продавать ее по твердой государственной цене. Сделав это и уплатив положенные сборы, семья вправе самостоятельно распоряжаться оставшейся частью урожая. Производственные задания учитывают урожайность данного поля в предыдущие годы, чтобы доходы земледельцев соответствовали количеству вложенного ими труда.
Народные коммуны, рассказал мне научный сотрудник Института проблем сельского хозяйства Ян Фанчжи, до недавних пор совмещали в масштабе волости как производственные, так и административные функции. Теперь в качестве низового органа государственной власти вновь восстановлена волостная управа. А в производстве за коммуной сохранена роль промежуточного, координирующего звена между уездом и производственной бригадой.
По утверждению Ян Фанчжи, система семейного подряда не перечеркивает результаты коллективизации сельского хозяйства, а опирается на них. Земля по-прежнему остается в общенародной собственности. Меняется же форма организации производства.
В условиях китайской деревни коллективизация не сопровождалась механизацией. Она дала экономический эффект прежде всего благодаря улучшению землеустройства. Когда исчезли межи, появилась возможность разумно спланировать поля и оросительные сооружения с учетом рельефа местности.
Построенные сообща ирригационные объекты по-прежнему находятся в коллективном пользовании.
Правда, подписав контракт на обработку какого-то поля, крестьянин теперь проявляет меньше заинтересованности поддерживать в порядке каналы или плотины за его пределами. Поэтому предусмотрено, что каждый двор, независимо от его специализации, должен отчислять часть дохода на ремонт ирригационных сооружений и другие совместные нужды.
Принадлежащая народным коммунам техника кое-где закреплена на основе подряда за звеньями механизаторов. Но в большинстве случаев продана в рассрочку отдельным дворам.