Горящая колесница
Шрифт:
— То есть вы имеете в виду…
Брови Нобуко негодующе поднялись, они у неё были натуральные — не прореженные, но и не запущенно-густые.
— Когда госпожа Сэкинэ из квартиры уехала, она все свои вещи оставила здесь, все-все. Разве вы не знали?
Хомма невольно подался вперёд, так что вращающийся канцелярский стул под ним заскрипел.
— Так, значит, она заранее не предупредила вас о своём переезде?
Нобуко энергично закивала:
— Записку оставила. Мол, живётся ей трудно, и поэтому она решила уехать из Токио, на новом
— С одной сумкой, что ли, уехала?
— Похоже на то.
— А вы разве не видели?
— Не видела. Так что это был, можно сказать, «ночной побег». Тайком скрылась под покровом темноты. Мы ведь сами живём не здесь, вот и не слышали ничего. Я впервые узнала про её отъезд, когда пришла утром в «Бахус» и нашла в газетном ящике конверт с ключами от квартиры четыреста один и записку.
— Когда же это было?
Нобуко взяла в руки пухлую папку, на корешке которой значилось: «Кооператив Кавагути, квартиры внаём»:
— Видите: второй год эры Хэйсэй. Значит, это было в позапрошлом году. Как время-то летит…
Настоящая Сёко Сэкинэ обратилась к адвокату 25 января позапрошлого года. Сёко-двойник пришла в фирму Имаи и сняла квартиру в квартале Хонан в апреле. Первого апреля появилась запись об этом в посемейном реестре Сёко Сэкинэ.
Стало быть, когда же они могли поменяться местами, а вернее, когда должна была исчезнуть настоящая Сэкинэ Сёко?.. Примерно в марте?
— Верно. Восемнадцатого марта, — подтвердила Нобуко, просматривая папку, — это было воскресенье, конверт с запиской, как я уже рассказывала, обнаружился утром.
Значит, исчезла жиличка накануне, в субботу. Бросила и мебель, и вещи — ушла в чём была, не сказав ни слова хозяевам.
— А эта её записка…
— Выбросила я её, вы уж простите.
— Да, с этим придётся смириться.
— Ну а что за человек была эта Сэкинэ, похоже это на неё — так поступить? Может быть, она вообще как квартиросъёмщик была безответственная?
Нобуко, прежде чем ответить, наклонила голову набок — припоминала:
— Да нет, не сказала бы… То-то и странно! Ну, мусор она, конечно, среди ночи выносила, бывало… И возвращалась поздно, стучала каблуками по лестнице — такое за ней тоже водилось…
— Квартплату вносила вовремя?
— Да. Каждый месяц, как положено.
— Она ведь в баре работала? У вас не было предубеждения против этого, когда вы ей сдавали квартиру?
Нобуко рассмеялась. Морщинки от смеха были ей к лицу — есть такой тип женщин.
— Совсем наоборот, ведь если придираться к таким вещам, останешься без надёжных нанимателей. Мы требуем единовременный начальный взнос в размере трёхмесячной оплаты и договор подписываем, всё как полагается. Покуда жильцы не доставляют беспокойства, никаких условий мы не ставим — не наше дело, как они живут и где работают.
Похоже, что сама Нобуко была прилежной деловой
— Она жила тихо и мирно, эта госпожа Сэкинэ. При встрече всегда здоровалась…
Хомма не спеша кивал, словно соглашаясь с Нобуко. Да, всё верно — адвокат Мидзогути тоже говорил, что два года назад, при встрече, Сёко Сэкинэ показалась ему спокойной и рассудительной.
И вот такая особа исчезает без предупреждения, оставив мебель и пожитки…
Хомме показалось, что самые худшие его предчувствия оправдываются. Если бы настоящая Сёко Сэкинэ просто продала своему двойнику данные посемейного реестра, то зачем бы ей надо было бежать из дома среди ночи? Просто сменила бы квартиру, переехала обычным порядком. Даже если допустить, что она собиралась обновить всё имущество, включая мебель, то и тогда можно было бы обойтись без экстравагантностей. Достаточно было сообщить домовладельцам…
Настоящая Сёко Сэкинэ исчезла из этого дома два года назад, семнадцатого марта. Никому ничего не сказала, тихо растворилась без следа. А уже в начале следующего месяца под её именем в квартале Хонан поселилась совершенно другая женщина.
Хомма почувствовал, как в животе что-то перевернулось, медленно стала подступать тошнота.
Да, в чёрном ящике-то, оказывается, не бирюльки какие-нибудь, не счёты, а замысловатой формы лезвие — неловко ухватишь и того и гляди порежешься…
Нобуко Конно смотрела на него так, словно что-то заподозрила. Хомма кивнул на коробку:
— Можно взглянуть?
— Конечно, пожалуйста!
Примостившись у стола для приёма посетителей, он снял с коробки крышку.
— Мебель и всё такое мы частью продали, частью сдали в утиль, а это…
Вещей в коробке было не много. Три магнитофонные кассеты, пять пар дешёвеньких серёжек. Ещё была жемчужная брошка в футляре. Тетрадь для записи расходов, заполненная только на первой страничке (бумага на краях пожелтела). Полис общегражданской медицинской страховки, давно просроченный. Полис действовал до 31 марта 1989 года и зарегистрирован был по адресу этого самого дома.
Ко всему этому имелась ещё потрёпанная книжечка клиента парикмахерского салона и два томика карманного формата. Обе книги были историческим повестями с авантюрным сюжетом.
Странный набор вещей.
— А что на кассетах?
— Вроде бы музыка. Дочка слушала один раз, говорит, что, скорее всего, записано с приёмника.
Кроме вещей, были ещё какие-то бумажки. Вот, например, памятка посетителям районной поликлиники. Часы приёма врачей, план этажей и расположения кабинетов, инструкции пациентам: как записаться на приём, где получать лекарство… Сюда же вложен чек оплаты за медицинское обслуживание. В 1988 году, 7 июля, Сёко побывала у терапевта. Ладно, если бы только это, но на полях шариковой ручкой записан был какой-то телефонный номер.