Горящие холмы
Шрифт:
Шрам был на месте…
— Это не важно, — сказал один из мужчин, — может, это и твоя лошадь, но этот старик не был вором. Будет лучше, если ты уедешь отсюда, пока тебя не повесили.
Трэйс посмотрел прямо в глаза умирающего.
— Это была моя лошадь, — повторил он. — Моего напарника убили во время похищения.
Казалось, время остановилось, когда старик пытался что-то сказать, но в этот момент на его губах выступила кровавая пена и он умер.
На улице раздался пронзительный крик:
— Он уложил Боба Саттона! Он застрелил Боба!
Из дверей народ повалил на улицу.
На бегу ударив плеткой своего рыжего скакуна, Трэйс
И вот теперь он здесь, на вершине столовой горы под палящим солнцем. Он умирает прямо в седле. Впереди не было ничего, кроме маячивших вдали голубоватых холмов и безымянных таинственных каньонов.
Внезапно мустанг вскинул голову и остановился.
Превозмогая боль, Джордан повернулся, оглядываясь вокруг, но, насколько хватало глаз, вокруг не было ни одной живой души, кроме одинокого канюка. Волны жара искажали очертания растущего здесь можжевельника, но все вокруг было неподвижно, не было, никаких признаков жизни, а затем он увидел следы.
В пыли были видны следы крыс, а также следы лани.
Они вели к краю обрыва и там исчезали. Почему это так важно? Он терялся в догадках, но мустанг нетерпеливо тянул удила, и Джордан предоставил лошади свободу действий. Этот конь, рожденный в горах, одним прыжком оказался у края скалы и встал. Под ними петляла узкая тропка. Именно к ней вели следы. Джордан попытался сосредоточиться на тропке. Следы одинокой крысы еще ничего не значили, но следы оленя на этой тропинке могли означать воду. Запах воды мог бы остановить лошадь, ведь животное уже полумертвое от жажды.
Трэйс оценил возможности добраться до источника. Его лошадь выросла в горах, и всего лишь несколько недель отделяет ее от тех времен, когда она была дикой, мустанг может пройти по этой тропе, но любой неверный шаг, и они полетят на дно пропасти глубиной в тысячу футов. С другой стороны, следы могут вести к воде, и олень преодолел этот путь. Что Трэйсу терять? Отступать было нельзя… Он заговорил с лошадью.
На мгновение лошадь навострила уши и попятилась, но Джордан начал понукать животное, и вскоре убеждения подействовали. С одной стороны стремя царапало стену каньона, с другой нависло над бездной, но мустанг, делая маленькие шажки и упираясь в скалу, двигался по тропе. Вскоре, через сорок ярдов, тропа расширилась до десяти футов. Здесь Джордан слез с седла и, закрепив поводья, ползком на четвереньках вернулся по тропе назад, не решаясь идти из-за слабости.
Пучком травы он стер следы, которые вели к краю скалы, затем, зачерпнув пригоршню пыли, он развеял ее по ветру, так, что она равномерно прикрыла землю и выглядела нетронутой. Затем он вернулся и вскарабкался в седло.
Теперь тропа, скрытая сверху нависшей скалой, казалась невероятно опасной. В одном месте она стала настолько узкой, что казалось, слилась с нависшей скалой, но лошадь протиснулась. К этому моменту сознание Джордана потускнело, и он с трудом воспринимал происходящее.
Тропа через полмили внезапно оборвалась, и перед ними открылась небольшая площадка. Над ней нависла скала, так что сверху она была совершенно не видна. Внешний край площадки был завален камнями и зарос можжевельником, что делало совершенно невозможным разглядеть этот пятачок со стороны каньона. Здесь было скрытое со всех сторон убежище.
Не дожидаясь понукания, лошадь все быстрее и быстрее шла к каким-то развалинам… и Джордан услышал шум струящейся воды.
Почти упав с лошади, он склонился к естественному углублению, заполненному чистой холодной водой, струящейся из расщелины в скале на высоте около десяти футов. Напившись, раненый перевернулся на спину и сделал отчаянную попытку сосредоточиться.
Поморщившись от тупых толчков боли, Джордан мысленно проделал путь по тропе. Даже Якобу Лантцу вряд ли будет просто обнаружить это место. Большей частью поверхность столовой горы представляла собой голый камень, а кроме того, не было никаких ориентиров, чтобы найти это место. И никто из здравомыслящих людей не рискнет пройти по этой тропе.
Беглец пил, вновь и вновь ощущая, как холодная вода медленно проникает в иссушенные жаждой ткани. Через некоторое время он с трудом поднялся и снял с лошади седло и уздечку, сложив все это на густую траву.
Ему понадобится огонь… сухие дрова, которые не дают дыма. Развалины скроют отблеск огня. Он должен подогреть воду, чтобы промыть рану. Он должен…
Прошло много времени, прежде чем Трэйс открыл глаза. Вокруг была тьма. Прислушавшись, он не уловил ни звука, кроме струящейся воды. Ночь была холодная.
Джордан подполз к седлу и начал один за другим развязывать узлы до тех пор, пока не смог завернуться в лошадиную попону. Казалось, его голова похожа на огромный полупустой бочонок, в котором плескались мозги, похожие на воду. Губы потрескались от лихорадки…
Над далекой скалой висела одинокая звезда.
Сквозь бред до Джордана доходил звук струящейся воды. Он должен быть очень осторожен… осторожен. Его враги могут быть далеко, но в пустынном безмолвии ясной ночи звуки особенно отчетливы. Днем они могут быть где угодно — тридцать или сорок жаждущих крови охотников. И здесь, внизу, он должен с ружьем в руках следить за тропой.
Боль терзала бок как голодная крыса. Ранка такая маленькая, но и она требует ухода, ее необходимо промыть. Глазами он нашел висящую над каньоном одинокую звезду, уставился на нее. Прошло еще много времени, прежде чем он уснул. На краю тропинки появилась полевая мышь, удивленно посмотрела на спящего человека и осторожно, но не испуганно, поползла дальше, к краю выемки с водой. Где-то в каньоне, подточенный эрозией, покатился вниз маленький камешек. Звук постепенно затих.
На вершине столовой горы завывал ветер, проносясь в ветвях шелестевшего можжевельника. Под его порывами трепетало пламя костра, горевшего на стоянке следопытов. Был убит человек, и по закону того времени убийца должен умереть. Койот пронзительно завыл на луну, таинственная какофония звуков продолжалась мгновение, затем ветер рассеял все звуки, и в ночи, пронизанной светом одинокой луны, повисло безмолвие. Лишь звук струящейся воды и тихий стон спящего беглеца нарушали тишину ночи.
Жарким днем, который пришел на смену ночной прохладе, Трэйс Джордан находился на грани беспамятства и тяжелого изнуряющего сознания. Вскоре после полудня он услышал топот копыт над головой, затем всадники медленно вернулись назад. Лежа, он поднял ружье и застыл, выжидая. Если они его найдут, хотя бы кто-нибудь из них должен умереть.
Он не чувствовал злобы на этих людей, только к тем шестерым, которые убили Джонни. Эти люди наверху руководствовались той же моралью, что и он сам, но он боец и будет бороться. Здесь есть вода, у него двести патронов, но нет еды. Ему остается только ждать, пока он не умрет от голода или от раны.