Шрифт:
GOD IS MY BROKER
A Monk-Tycoon Reveals the 7 1/2 Laws of Spiritual and Financial Growth
Brother Ty with Christopher Buckley and John Tierney
Издано с разрешения Christopher Buckley and John Tierney c/o ICM Partners и литературного агентства Andrew Nurnberg
Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Вегас-Лекс»
От автора
В конце каждой главы этой книги
Наше сотрудничество было делом нелегким. Нисколько не сомневаюсь в профессионализме и компетентности господ Бакли и Тирни, но изложение духовных принципов в виде уроков, доступных всеобщему пониманию, – задача, требующая немалой деликатности. Мы не всегда достигали согласия в формулировках, и издателю неоднократно приходилось втолковывать нам, что эти сентенции – «насущная потребность на современном рынке книг по тематике личностного роста». Я понял так, что без медитаций книга в печать не пойдет, поэтому сдался – в надежде, что читатель поймет: техники и примеры (не говоря уже о чувствах), представленные в Рыночных медитациях, отнюдь не мое детище.
По причинам, которые станут ясны позднее, я взял на себя смелость достаточно свободного обращения с фактами. Историки расходятся во мнениях по поводу некоторых подробностей из жизни и писаний святого Фаддея Фессалийского. Смею, однако, заверить вас, что каждое слово из трудов Дипака Чопры и прочих авторов современности процитировано с абсолютной точностью, сколь бы ни трудно было в это поверить.
Господину аббату с убеждением, что милость Господня, равно как и прощение, бесконечна
Глава первая
Кризис в монастыре. Аббат находит себе гуру. Инсайдерская информация от Господа
Тот день, как и все дни в монастыре Каны, начался с перезвона колоколов и шарканья обутых в сандалии ног по растрескавшемуся линолеуму. Когда-то полы отделали отполированным мрамором, но мраморные плиты давно были проданы, чтобы оплачивать наши нужды в трудные времена. Мы уже привыкли к бедности, но в то холодное сентябрьское утро никто и представить не мог всю тяжесть нашего положения.
Начинался второй год моего монашества, и я был счастлив получить позволение говорить после традиционного года молчания.
Весь прошедший год я задавался вопросом, что думают собратья обо мне, сменившем треволнения брокера с Уолл-стрит на жизнь, исполненную созерцания; набитый бумагами портфель – на четки; гомон торговой площадки на бирже – на григорианские песнопения. Однажды, на коленях отскребая растрескавшийся линолеум и стараясь при этом тереть не слишком сильно, чтобы не добавить трещин, я услышал, как брат Фабиан говорит брату Бобу: «Наверное, наш брат Финансовый Воротила (англ. Tycoon – Тайкун. – Прим. ред.) купил дорого, а продал за копейки!» Колкое прозвище прижилось, и с тех пор монахи стали называть меня «брат Тай». Никогда еще обет молчания не давил на меня так тяжко – однако я напомнил себе, что именно по этой причине я и стал искать спасения от мира, цепко ухватившего меня.
Да и что греха таить – тот монах был совсем недалек от истины.
Увольняя меня из компании, генеральный директор сказал:
– И как же ты умудрился потерять столько денег наших клиентов на одном из ярчайших за всю историю бычьих торгов?
Ответить было нечего. Выйдя из здания, я направился вверх по улице в бар Слэттери.
– Доброе утро! – поздоровался хозяин. – Как обычно?
Как обычно? Сколько же утренних часов я потратил здесь, перелистывая «Уолл-стрит джорнэл» и накачиваясь «Кровавой Мэри»?
– Слэттери, – ответил я, – позволь спросить тебя как друга: как думаешь, у меня проблемы с выпивкой?
Тот задумчиво взглянул на меня.
– А это как-то мешает твоей работе?
– Больше нет, – ответил я честно.
Все прочее, случившееся в тот день, полностью выпало из моей памяти; а придя в себя, я обнаружил, что лежу ничком в кладовке, рядом – стойка бутылок с этикетками «Кана 20–20». Приложив некоторые усилия и испытывая боль во всех конечностях, я встал на колени и изучил бутылку, в которой, похоже, было красное вино с легким оранжевым оттенком. Я открутил крышку и сделал глоток. Раньше мне не доводилось пробовать смесь порошкового напитка «Кул-Эйд» с аккумуляторной кислотой, но, думаю, жидкость, полившаяся мне в рот, имеет именно такой вкус. Выплюнув вино, я бросился в туалет, чтобы скорее прополоскать рот от отвратительных песчанистых остатков. Я пялился в зеркало, вычищая из зубов нечто похожее на кусочки ржавчины, когда меня обнаружил Слэттери. Он уже собрался закрывать заведение на ночь, но я выпросил чашечку кофе, чтобы окончательно перебить кислый привкус.
Слэттери привел меня обратно в бар и налил горячий напиток.
– Знаешь, – произнес он, видя, как я, обжигаясь, глотаю кофе, – может, ты просто не создан для Уолл-стрит. Я видел, как ты сидишь тут по утрам, и знаешь, что мне казалось? Будто ты страстно мечтаешь об одном: как бы поскорее убраться подальше от Большого табло! Но для этого вовсе не нужна бутылка.
Его слова обожгли меня посильнее кофе – хотя и не так сильно, как вино. Возможно, я действительно не годился для Улицы Финансистов.
– Уезжай отсюда, – посоветовал Слэттери. – Езжай в провинцию. Помнишь, как выглядит зеленая травка?
Он показал на настенный календарь; с этого расстояния было похоже, что на нем изображено деревенское поле с пасущимися коровами. Впрочем, возможно, это были овцы. Состояние, в котором я пребывал, не позволяло отличать то, что ярко, от того, что прекрасно.
– Это овцы или коровы? – промямлил я.
– Это монахи – разуй глаза, пьяная ты башка.
– И правда…
Я рассмотрел сельскую идиллию: монахи предавались пасторальным занятиям. Может, там изображены и овцы. Судить о том было явно не мне.
– А почему монахи? – задал я вопрос.
Хозяин пожал плечами.
– Именно они делают вино «Кана 20–20».
Я содрогнулся и поспешно глотнул еще кофе.
– Кажется, оно не пошло мне впрок. Извини, я пролил немного в кладовке, сейчас приберусь.
– Пустяки, – махнул рукой Слэттери. – Я не подаю это вино посетителям, предлагаю только забулдыгам. Но местечко славное, сами они – добрые души, и, черт возьми, разве это не причина, а?
– О ком ты говоришь? – не понял я. – Об овцах или о монахах?