Господь жесток
Шрифт:
И тут у меня разом кончились все слова и силы. Я отвел от нее взгляд и долго смотрел на свои колени. Мне было стыдно, как человеку, который устроил скандал в спальне больного.
Через некоторое время она нарушила молчание:
– А ты здорово разглагольствуешь.
Я по-прежнему не поднимал глаз.
– Когда-то я проработал целый год преподавателем экономики.
–
– Если смогу.
– Что за радость была меня воскрешать?
Я подскочил, как ужаленный.
– Погляди на меня. Ну! Я примерно представляю себе, в каком я была состоянии, когда ты меня увидел. И догадываюсь, чего тебе пришлось со мной хлебнуть. Я не уверена, что сделала бы то же самое даже для Джо Энн, а она моя лучшая подруга. Ты не похож на типа, увлекающегося больными бабами, и уж тем более, черт подери, на богача, у которого уйма свободного времени. Так что же за кайф ты ловил тут в последние дни?
– Мне хотелось понять, - огрызнулся я.
– Видишь ли, я очень любопытен.
– И что, удалось?
– Да. Я сложил головоломку.
– Значит, ты теперь уйдешь.
– Нет, - машинально ответил я.
– Ты же еще не...
И осекся.
– Существует кое-что другое, не только наслаждение, - сказала она. Иная система стимуляции, только мне кажется, это не электроды, которые я вставляла себе в голову. Это не мозговая стимуляция. Можешь назвать ее стимуляцией мышления. Или просто радостью... своего рода удовольствием, которое возникает у человека, когда он сделает что-то хорошее или преодолеет жгучее искушение совершить дурной поступок. Или когда постижение Вселенной кажется реальностью. Никакая другая радость не бывает столь ослепительной и жгучей, поверь мне. Но за это надо платить. За это приходится отказываться от удовольствий или даже терпеть ужасную боль.
То, о чем ты говорил, конечно, правда. Нервная система и инстинкты, которые мы унаследовали от животных, действительно портят нам жизнь. Но ты сам сказал, что человек - существо, которое вечно в движении, ему тесны любые рамки. С тех пор как в человеческом мозгу затеплился разум, мы пытались преодолеть свои
– она окинула взглядом свое тело, - и я бы эти слова тут не произносила.
– Ну, это вышло чисто случайно.
Она хмыкнула:
– А что не случайно в нашей жизни?
– Ладно, все путем!
– заорал я.
– Все распрекрасно! Раз мир спасен и ты его держишь под контролем, то я пошел.
Когда я кричу, у меня прорезается мощнейший голос. Но она и бровью не повела, а продолжала как ни в чем не бывало.
– Теперь я могу сказать, что я сполна познала наслаждения. И, пожалуй, остаток жизни проведу, придерживаясь золотой середины. Посмотрим, что из этого выйдет. Начнем хотя бы с того, что я попрошу тебя минут через десять принести мне слабенький чай и гренки. Что же касается другого, то есть радости, то я хочу испытать ее в полной мере. Я ни черта не знаю о радости, но, насколько мне известно, она связана с нежностью и заботой и... как, кстати, тебя зовут? Ты говорил...
– Неважно!
– рявкнул я.
– Ну, хорошо. А что я могу для тебя сделать?
– Ничего!
– Но тогда зачем ты сюда пришел?
Я так рассвирепел, что выложил ей все начистоту:
– Я пришел обчистить твою вонючую квартиру!
Она выпучила глаза, а потом бухнулась в подушку и захохотала, да так, что даже прослезилась. Я пытался удержаться, но не смог и тоже рассмеялся, и мы вместе делили ее радость точно так же, как прошлой ночью делили ее горе.
А затем она посерьезнела и сказала:
– Знаешь, тебе придется подождать недели две, стереоустановку ты один не утащишь... Да, и намажь гренки маслом, пожалуйста!