Господин Чичиков
Шрифт:
Чичиков подал ему визитную карточку.
– Ну, и где печать? И что мне с твоими телефонами делать? Ладно, давай, – он взял стакан и, не чокаясь, залпом выпил. – Понимаешь, какое дело, организм только красное принимает. А бывают моменты, когда требуется чего покрепче, для мозгов, о! Ну, от кого пришел? Чего просить будешь?
– Пришел я, Григорий Харлампиевич, сам от себя. А просьба у меня имеется. Правда, не совсем обычная, но, с другой стороны, и не обременительная.
Кирияджи каким-то новым взглядом смерил Чичикова, взял бутылку и налил себе еще стакан.
А
– Скажите, Григорий Харлампиевич, нет ли в вашем учреждении, так сказать, необычных постояльцев?
Кирияджи вдруг поперхнулся вином.
– Кха-кха… по спине постучи…
Чичиков с удовольствием приложился кулаком.
– Ух! Хорош… Чего тебе надо?
– А надо бы мне сделку с вами заключить, Григорий Харлампиевич, чтобы вы уступили мне по сходной цене души таких вот постояльцев. Они у них все равно мертвые.
– Кто? – не понял начальник тюрьмы.
– Души, кто ж еще, – с какой-то тоской в голосе обронил Чичиков.
– Не понял.
– Сейчас. – Чичиков достал из внутреннего кармана пиджака сложенную вчетверо бумагу и следом за ней – ручку, черный «Паркер» с золотым пером. – Вот купчая. Заключим купчую, да и всего делов. Признайтесь, уважаемый Григорий Харлампиевич, вам ведь до чертиков надоели постояльцы из семьдесят шестой камеры?
В нездоровом желтом свете, падавшем от настольной лампы, что стояла на полке среди посуды, Чичиков увидел, как вытягивается лицо Кирияджи. Веки его стали мелко подрагивать, а глаза воровато стрельнули куда-то вниз.
– Ты откуда это знаешь? – сиплым шепотом спросил он у Чичикова.
– Сколько у вас их там? В купчую нужно внести по полной форме.
– А? А-а… Четверо… Да кто ты такой?
– Я же докладывал – Чичиков. Вам моя фамилия ничего не говорит?
– Я тебя спрашиваю – кто ты такой?
– Ну, скажем, по сто долларов за душу… – задумчиво обронил Чичиков.
Выражение лица Кирияджи стало совсем скотским. Он почувствовал, что сейчас зарычит, как вепрь, и, может, даже встанет на четвереньки.
– Не хотите по сто? Готов накинуть, в разумных пределах.
– А что ты с ними сделаешь?
– По заключению купчей мертвые души переходят в мое безраздельное владение. Вас, очевидно, интересуют тела? Тел не будет. Собственно, у них давно уже этих самых тел в общем-то нет. Так, одна видимость. Вот сами убедитесь.
Что-то хитрое и диковатое мелькнуло в глазах Кирияджи:
– Это будет побег.
– Почему побег?
– Нет тел – значит, сбежали. Вот если бы трупы, тогда другое дело. А так, меньше, чем за тыщу… Места могу лишиться.
– Ну, Григорий Харлампиевич, будет вам – один раз проведете тот же трюк, что ваш уважаемый предшественник. Людей нет, а их досрочно на свободу отпускают. Двести пятьдесят.
– Хрен тебе. Тысячу. Я, как Егорка, садиться не хочу.
– Помилуйте, это грабеж! Чем вы рискуете, посудите сами!
– А вот чем, – осенило Кирияджи. – Я тебе, сукин сын, вообще шиш продам. Вдруг камера испортится?
Чичиков громко расхохотался:
– Ах, вот вы о чем хлопочете! Понимаю вас. Руки пачкать кому охота? А так – определил в семьдесят шестую, и все происходит как бы само собой. Ну, так вот что я вам скажу. Они в ней сидят не просто так. Они при этом, Григорий Харлампиевич, забирают вашу душу. Убивают. Глазом не успеете моргнуть, как она и концы отдаст. А тогда я у вас ее даром заберу. Потому что предупредил. Честно. Такие пироги, Григорий Харлампиевич. Триста кладу, а с камерой ничего не станется. Как работала, так и будет работать, – соврал Чичиков.
– Ты это точно знаешь? – Кирияджи взмок, голова его кружилась, он сейчас мало что соображал, но очень ясно чуял страшную опасность. Почему-то сейчас он верил Чичикову.
– Кому, как не мне, это знать?
– Дьявол ты… Сатана.
– Ну, так уж сразу и дьявол, – довольно улыбнулся Чичиков. – Я деловой человек, у вас есть товар, у меня есть предложение. Триста пятьдесят.
– Триста пятьдесят на четыре, – прикинул Кирияджи. – Мало. По полтыщи бы…
– Значит, по рукам? Сейчас заключим купчую, разопьем по такому случаю еще бутылочку…
– Купчую покажи.
– Извольте, – Чичиков протянул бумагу.
Кирияджи принялся читать. Буквы скакали перед глазами и не хотели складываться в слова.
– А впрочем, к делу, – сказал Чичиков. – Вы давайте, хе-хе, данные, я сам впишу.
Кирияджи на ватных ногах выплыл в кабинет. Дела на окаянную четверку лежали у него отдельно, в ящике стола. Он трясущимися руками достал папку и молча отдал ее Чичикову.
– Но ведь никакого криминала? – спросил он вдруг.
– Совершенно никакого. Где это вы видели, чтобы торговали душами, да еще мертвыми? Заметьте, уже мертвыми, а не такими, которых кто-то собирается убить. Что за товар? Так, воздух, даже не пар, хе-хе. А вы на руки наличными две тысячи долларов. В общем-то ни за что.
Все это Чичиков говорил, перелистывая страницы и вписывая нужные данные в купчую.
– Ну вот, готово. Подпишем. Заметьте, две тысячи вписаны числом и прописью. Я ставлю подпись первым, – с этими словами Чичиков лихо расписался на купчей. – А вот и ваши деньги.
Он вынул из кармана перевязанную красной резинкой солидную пачку стодолларовых купюр и неторопливо принялся отсчитывать. Кирияджи гулко сглотнул слюну и потянулся за купчей. Но побоялся взять в руки и потому стал читать, как лежала, к нему боком. Чичиков закончил отсчитывать и спросил:
– Все в порядке? Вы подписывайте.
Кирияджи, как сомнамбула, протянул руку к деньгам, но отдернул.
– А деньги настоящие?
– Помилуйте, мой паспорт записан и лежит на проходной, моя визитка у вас в кармане, куда я от вас денусь?
– Паспорт можно подделать, а визитка – это тьфу.
– Ну, знаете, Григорий Харлампиевич, не ожидал от вас такой мнительности.
Кирияджи все-таки взял деньги, точнее сгреб их в ящик стола. Он даже не удивился ясности той мысли, что пришла вдруг ему в голову: «Какая, хрен, разница – настоящие, ненастоящие, ничего, кроме этой сраной «купчей» в этом деле нет. Не пойдет же он за ними в камеру! А как и вправду помрут – сто пудов с себя скину».