Господин горных дорог
Шрифт:
— Это чудо! Это просто чудо! Как же тебя зовут, дитя?
— Кела, господин, — опустив глаза в пол тихо ответила Кела.
— Ты должна звать нас «сир», — мягко укорил король. — И кланяться. А, ладно! Джоссон, отведи эту горянку к Августе, пускай оденет и накормит девочку. А вечером отведи ее в южную башню. Пускай напрядет еще золота.
У Келы сердце рухнуло в пятки. Выходит, что ночная сделка с безобразным гномом была зря. Совершенно безвольная, она позволила отвести себя лестницами и коридорами в пышно обставленные покои. Сначала показалось, что они пусты, но потом Кела смогла разглядеть седую стройную даму, которая из-за зеленого наряда почти сливалась с обивкой дивана. Несмотря на ранее время, дама уже была полностью одета в пышное, но довольно строгое платье, отделанное кружевом. Увидев слугу, дама отложила перо и лист пергамена, поднялась необычайно легко и грациозно для женщины преклонных лет и подошла к Келе.
— Бедное дитя! Можешь идти, Джоссон, я позабочусь о девочке.
Сделав Келе знак следовать за собой, дама прошествовала в одну из дверей, в комнату полную нарядов, зеркал, всевозможных драгоценностей, ароматных баночек и флаконов.
— Как тебя зовут, детка? — спросила дама, присаживаясь на один из пуифков. — Да ты садись!
— Кела, — тихо ответила Кела, садясь.
— А я — Августа вон Бронниц, но лучше, если ты будешь звать меня просто Августой, — баронесса лукаво подмигнула. — Ты действительно умеешь прясть из соломы золото?
Кела порозовела.
— Можешь не отвечать, — махнула рукой Августа. Это, в конце-концов, твоя тайна. Так, сейчас я найду тебе какое-нибудь пристойное платье. Хотя, у тебя такая стройная тонкая фигура, что, конечно, нужно шить отдельно. К счастью, я — худая старуха.
И Августа вновь очаровательно подмигнула. Она нашла для Келы простое светло-серое платье и позволила перевязать волосы белой траурной лентой. Время до вечера было проведено в обществе баронессы-поэтессы, женщины и впрямь неординарной и мудрой. На закате Келу вновь отвели в башню.
Эта комната была раза в полтора больше вчерашней, соломы, естественно, тоже прибавилось. Кела подошла к окну, но из южной башни гор видно не было, только город, обведенный изгибом ярко-синей даже в сумерках реки.
— Ну что, помочь тебе еще разок? — насмешливо спросил гном.
Кела обернулась. Он сидел за прялкой, постукивая аккуратными ногтями по колесу.
— И что ты потребуешь?
— А, не бери в голову: твоего второго ребенка. Свободу за свободу.
Кела рассудила, что раз уж на первенца у нее надежды нет, так на второго ребенка — тем более. Она согласилась. Гном вновь нацепил сено на прялку и надавил педаль. Очень скоро Келе надоело наблюдать за работающим гномом, она отвернулась и увлеклась суетой столицы. С высоты башни горожане казались никогда не знающими покоя муравьями. Столица спала даже глубокой ночью.
К рассвету гном перепрял солому и исчез, не прощаясь. Кела так и не смогла узнать мелодию, которую он напевал. Появился король, повертел в руках мотки золотых нитей и внимательно оглядел Келу с головы до ног.
— Мы приняли решение. Если ты напрядешь нам еще золота, мы женимся на тебе. Если же нет — тебе отрубят голову.
Кела открыла рот, чтобы отказаться, но Аугустус Петер заметил, что с королями не спорят. Келу опять отвели к баронессе Августе, занятой весьма прозаическим для придворной дамы делом — она вязала. Увидев несчастное лицо Келы, Августа усадила девушку на диван и велела рассказывать.
— Не понимаю, почему это женщины так любят роскошных подлецов, — вздохнула баронесса, когда Кела закончила свой рассказ.
— О ком вы? Я не люблю короля, госпожа, я едва его знаю!
— Да при чем тут Петер?! — Августа презрительно фыркнула. — Я о Григоре твоем!
— И вовсе я не… — Кела насупилась. — Так или иначе, завтра я или умру, или стану королевой.
— Петер не так уж плох, дитя мое, — Августа печально улыбнулась. — Конечно, отец его был несравненно лучшим человеком и королем, но и Петер далеко не худший вариант. В руках умной женщины он будет весьма и весьма удобен. Так или иначе, Кела, умирать тебе еще слишком рано. Уж лучше стать королевой.
— А как же требования этого карлика? — нахмурилась Кела.
— Ну, всегда же можно что-нибудь придумать, — мягко успокоила ее баронесса.
Комната была больше двух предыдущих, взятых разом. И соломы было больше, оставалось только гадать, откуда ее раздобыли в середине лета. Кела села на один из тюков и мрачно уставилась в стену. Гному пришлось еще тормошить ее, чтобы привлечь внимание.
— Так помощь требуется, или нет?
— И во сколько же ты оцениваешь сомнительное удовольствие сделать меня королевой? — хмуро спросила Кела.
— Ты отдашь мне мужа своей дочери, — ответил гном. — Счастье за счастье.
— Идет.
Кела поднялась и отошла к окну. Гновь вновь сел за прялку, напевая все ту же смутно знакомую песню. Всю ночь перепрядал он солому в золотую нить, а Кела, стоя у окна, плела из выпавших соломинок куклу. Когда небо, видное из окна восточной башни, порозовело, прялка прокрутилась в последний раз и умолкла. Смолка и песня. Гном исчез, напомнив напоследок о данных Келой обещаниях.
Появился король, оглядел комнату и вновь исчез. Слуги отвели Келу в роскошно убранные покои, выкупали в ванне, полной душистых цветов, расчесали ее немного отросшие волосы, одели девушку в восхитительное зеленое платье. Девушка теперь казалась себе разряженной куклой. Слуги оставили ее в покоях одну, и Кела до вечера просидела неподвижно.
На закате вновь появились слуги, неся белые шелковые и парчовые одежды к свадьбе. Теперь Кела стала похожа на сахарную фигурку, вроде тех, что украшали витрины кондитерских в Ланге.
Король не казался особенно довольным, скорее всего он уже пожалел о своем решении. Кела почти поверила, что сейчас он отменит свадьбу. Аугустус Петер нашел глазами в толпе придворных баронессу Августу — всем известно, что она была фавориткой старого короля Максимилиана, — нахмурился, но велел начинать церемонию.
Кела мало что запомнила и из этой свадебы, хотя, кажется, она что-то говорила. В себя она пришла только в королевской опочивальне — комнате размером почти в тронный зал, посреди которой высилась тяжеловесная кровать под бархатным балдахином. Через несколько минут появился слегка пьяный король.
Ночью, накинув поверх сорочки мужнин парчовый халат, Кела поднялась на северную башню. Комната казалась очень пустой, хотя, унеся мотки золотых нитей, в нее вернули лавки и темные от времени шпалеры. Подойдя к окну, Кела застыла, не сводя с гор пристального взгляда.