Господин из завтра. Тетралогия.
Шрифт:
— Любезный! — томным голосом начал я. — Доложите Ивану Михайловичу, что его хочет видеть брат Александр.
На лице секретаря не дрогнул ни один мускул. Только усики приняли почти вертикальное положение. Кивнув, молодой человек прошел в кабинет. Из-за неплотно закрытой двери донеслось:
— Что за глупые шутки?!! — Братец не мог поверить в визит Александра. — Гоните в шею этого самозванца! Нет, погоди, я сам его с лестницы спущу!
Дверь рывком распахнулась, и на пороге возникла тщедушная фигурка «братика» Ивана. Интересно,
— Ну, здравствуй, братец Иван Михайлович! — разрушил я милое очарование «немой сцены».
— Э-э-э-э-э-э! — только и смог выдавить Иван. Если бы небо обрушилось на землю или пошел дождь из лягушек, он бы удивился меньше. Приказчики, пораженные нетипичным поведением хозяина, привстали из-за столов и пялились на «спектакль», раскрыв рты.
— Или ты, братец, не рад меня видеть? — кротко вопросил я.
— Сашенька? — зачем-то решил уточнить Иван.
— Он самый, Ванечка! — продолжая издеваться над банкиром, медовым голоском пропел я. — Во плоти! Пощупать хочешь?
— Э-э-э-э-э-э! — Похоже, Ванин мозг, попытавшийся осмыслить нестандартную ситуацию, начал перезагружаться. Как бы он еще и форматирование не запустил!
— Может, пригласишь в кабинет? — решил я прийти на выручку Ивану. Тот только рукой махнул, мол, заходи.
В кабинете Ивана Михайловича можно было смело устраивать соревнования по игре в волейбол. От двери до рабочего стола расстояние составило (я считал!) 33 шага! Сам стол был размером с бильярдный. Сходство еще больше усиливала обивка из зеленого сукна. По внешнему краю этого шедевра столярного искусства шла низенькая деревянная балюстрада с причудливыми балясинами. Большую часть столешницы занимал грандиозный бронзовый чернильный прибор в виде двух римских колесниц.
Прямо над хозяйским креслом, резная деревянная спинка которого напоминала вычурные башни средневекового замка, висела большая, писанная маслом картина, изображавшая основателя ветви рода — «железного старика» Михаила Григорьевича. На противоположной стене с ним «переглядывался» ростовой портрет Его Величества Императора Российского Александра Третьего.
Усевшись на свое законное место, братец помолчал минуту, восстанавливая душевное равновесие, грубо нарушенное резкой сменой моего имиджа. Я в это время, вальяжно развалившись в гостевом кресле, делал вид, что любуюсь бликами солнца на носках своих лакированных туфель. Молчание затягивалось, но я совершенно не переживал по этому поводу — пусть первый ход сделает братец. Наконец Иван достаточно пришел в себя, чтобы задать осторожный вопрос:
— Что-нибудь случилось, Сашенька?
— Нет, Ванечка, совершенно ничего не случилось! — безмятежно ответил я, переводя взгляд с туфель на переносицу
— Да, но… — Иван проглотил вопрос типа: зачем ты так вырядился? Закончил братец более округло: — Но твой вид…
— А что такое? — делано озаботился я, отряхивая лацканы пиджака от несуществующих пылинок. — Галстук криво повязан?
— Нет, но… — Иван снова замялся, пытаясь сформулировать свои мысли.
— Вот что, братец Иван Михайлович… — Мне надоело ломать комедию, и я решил взять быка за рога. — Мне нужны деньги!
— Так я ведь уже переводил тебе десять тысяч рублей в начале месяца!
— Ты меня не понял, Ванечка! — елейно ответил я. — Мне нужны ВСЕ мои деньги!
— Но… но… зачем?!! — Ивана чуть удар не хватил.
— Да вот, решил самостоятельно заняться торговлишкой, по примеру батюшки нашего, — выразительный взгляд на портрет предка.
— Но ты же… — концовка вопроса повисла в воздухе.
— …ничего в этом не понимаю? — закончил я.
— Да! — буквально выдохнул Иван.
— Ничего, Ванечка, — кротко сказал я. — Как-нибудь разберусь! А теперь вели принести бухгалтерские книги. Я хочу посмотреть текущее состояние дел.
Это требование окончательно добило Ивана Михайловича. И без того тщедушный, он словно стал в два раза меньше.
— Э-э-э! Это сейчас невозможно! — проблеял Иван. — Они… они сейчас у аудиторов! Точно, они у аудиторов! На проверке!
«Врет!» — убежденно подумал я, а вслух сказал:
— И когда эта… проверка закончится?
— Через неделю! — неуверенно сказал Иван.
— Даю тебе два дня! — твердо сказал я, вставая. — Послезавтра с утра чтоб книги были в этом кабинете. И не вздумай подчищать — я все равно обнаружу! И учти — по моим самым скромным прикидкам, общий капитал нашей семьи составляет около 16 миллионов рублей. Из чего можно высчитать, что на мою долю приходится четвертая часть.
— Седьмая! — быстро сказал Иван.
«Опять врет!» — констатировал я, а вслух язвительно спросил:
— Да неужели? Сестрички вышли замуж, и их доля была выплачена в качестве приданого! Ты на этом хорошо нагрел рученьки — вместо 2–3 миллионов выплатил по пятьсот тысяч, да и то большую часть акциями компании. Братец Сереженька забрал свою долю, которая на тот момент составляла 2 900 000 рублей ассигнациями, сразу после смерти батюшки и уже успел потратить половину. В деле остались только ты, я, братец Мишенька и братец Митрофанушка.
Иван Михайлович, словно громом пораженный, откинулся на спинку кресла. Если бы с ним вдруг заговорил его письменный прибор, он бы воспринял это спокойней, чем вид «дурачка» Сашеньки, спокойно рассуждающего о семейном капитале!
— Но как?.. Откуда узнал?.. — забормотал себе под нос Иван, позыркивая на меня из-под нахмуренных бровей.
— Обидно, братец, что вы меня за мальчика держите! Братику Митрофанушке ты по сотенке тысяч в месяц платишь! — Я подпустил в голос обидку.