Господин из завтра. Тетралогия.
Шрифт:
Но и на этом Ляксандра Михалыч не остановился! Спрашивает он меня как-то: вот мол, Ерема, организуем мы школу вечернюю, для рабочих, где их грамоте учить будут. И не хочешь ли ты чему полезному там поучиться? А я-то читал с трудом, в школу-то не ходил никогда, то здесь то там что-нить запомню — и то ладно. Писать-то так и вообще… Имя свое умел выводить, да и то закорючки сплошные получались. Но вроде как не мальчик уже, за партой-то сидеть. Так Хозяину и сказал. А он, вместо ответа, хватает меня за рукав да в школу эту на урок ташшыт. И смотрю я — а в классе-то сидят мужики, да постарше меня годками многие. И все прилежно азбуку зубрят-учат. Ну, согласился я, конечно, зачем кочевряжиться — Хозяин плохого не посоветует! А Ляксандра Михалыч усмехнулся тогда да слова сказал загадочные: мол, грамота, Ерема, повышает твою стоимость
И стал я вечерами в школу ходить, словно маленький. И научили меня письму-чтению да арифметике. И что странное за собой заметил — стало мне это нравиться. Я ведь, выходит, не голь теперь перекатная, без роду-племени, а образованный человек. Пристрастился я газеты читать да журналы всякие, что Ляксандра Михалыч во множестве выписывал. Журналы по технике всякой, в которой Хозяин мой горазд оказался. Поначалу-то многое непонятным мне в журналах этих казалось. Но что непонятно — так я у Хозяина спрашивал, а он, добрая душа, не побрезговал ни разу — завсегда объяснял все подробно. С чертежами устройств всяких я возиться начал. И что интересно — не просто тупо на чертежи эти пялился, а видел устройство это, словно наяву. Особливое пристрастие я к оружию начал питать. Хозяин-то тогда как раз штуцер свой многозарядный выдумывал, так я постоянно рядом крутился, смотрел да на ус мотал. И ведь странное дело — вроде бы несколько железок, хитро выточенных да под разными углами соединенных, а после сборки — простейший, но смертоубийственный механизм. Раньше, когда на посиделках в пивнушке инженера хозяйские разговоры заводили, про изобретения всякие разные, а Ляксандра Михалыч отвечал им, да этак по-научному, то сидел я пень пнем, чурка чуркой, ничегошеньки не понимая в разговорах этих. Но прошло какое-то время — и стал я замечать, что понимаю я кой-что. А как-то раз даже, увлекшись их спором, сказал что-то. Ну, присоветовал… Левольвер тогда обсуждали, как сейчас помню. Инженера-то, немчины, на меня вылупились, а Ляксандра Михалыч даже и не удивился совсем. Хмыкнул только, предложенный мной рычажок так и эдак покрутил да говорит: а ведь и верно — с рычажком-то этим лучше выходит! Молодец, говорит, Ерема, светлая у тебя голова!
Ох, как я тогда похвалой хозяйской гордился! Три дня словно мешком стукнутый ходил! Выходит, что и я, простой человек, могу что-нить полезное придумать! И начал я тогда с утроенной охоткой чертежами шуршать да напрямую думать — а нельзя ли здесь что улучшить. Хозяин это рвение мое заметил и опять-таки то ли в шутку, то ли всерьез сказал: а не слабо ли тебе, Ерема, винтовку эту улучшить? Чтобы магазин с патронами отъемный был, для облегчения и ускорения перезарядки, да чтобы механизм самовзводный? А сделать это можно примерно так и так: магазин отдельным девайсом (это у хозяина словечки такие хитрые!), а самовзвод за счет отвода части пороховых газов из ствола.
Крепко я тогда задумался. И ведь вижу — Ляксандра Михалыч сам это придумать может, а может, и придумал уже, но меня проверяет. Заело меня — стал я голову ломать, как все это построить. И так прикину и эдак. По ночам спать перестал, все за столом в своей комнатушке сижу да бумагу порчу. Нормальных-то чертежей у меня не выходило — потому как наука это великая — грамотный чертеж накалякать. А вот рисуночки всяки разные вполне получаться стали. Хозяин увидал — назвал их «эскизами». Не смеялся — просмотрел, поправил кой-чего да «добро» дал на дальнейшую работу. Отъемный магазин-то я быстро придумал — сложного там почти что и ничего — коробочка жестяная да пружинка в ней, чтобы патроны к горловине подавать. Но с самозарядностью винтовки возился я изрядно. И вроде как тоже просто — газы из ствола отводятся по трубке, в трубке поршень стоит да на затвор давит. Но и хитростей много — длину и ширину поршня рассчитать да придумать, как затвор запирать. С расчетом поршня мне старший из братьев Наганов помог, а уж затвор я сам измыслил. С эскизами уже не получалось — так я начал детальки из дерева ножиком вырезать да друг к дружке прикладывать. Хозяин мое рукоделие «полномасштабными моделями» назвал.
И ведь получилось. Как я не умер тогда с перепугу, когда Ляксандра Михалыч со своими инженерами мою модельку в руках крутил, — один лишь Бог ведает. Три часа они тогда мою выдумку
Но прошло часа три. Иссякли вопросы у инженеров. И в наступившей тишине подошел ко мне Хозяин, обнял за плечи да и сказал: «Молодец, Ерема, самородок ты мой золотой!» Меня, верите, слеза пробила! А Ляксандра Михалыч к инженерам обернулся и говорит: оружие это назовем самозарядным карабином Засечного! Сокращенно «СКЗ». Приступаем к изготовлению пробной партии и испытаниям!
Интерлюдия
Лежа за импровизированной баррикадой из наваленных в кучу пластиковых кресел, генерал продолжал бить вдоль коридора короткими, скупыми очередями. Уже не стараясь в кого-то попасть. Просто чтобы показать — он не ушел, он здесь и по-прежнему бдит. Сейчас время играло на него — скоро появится спецназ — свой, родной, или милицейский — это уже не важно. Если не случится чего-либо неординарного — то считай, этот бой генерал выиграл. Впрочем, чужаки уже не лезли напролом, как в первые минуты боя, когда они пытались задавить его массой и нахрапом. О тщетности их усилий свидетельствовали три тела в чудных, похожих на доспехи Робокопа комбинезонах на полу коридора. Одно из тел еще дергалось, но вытащить раненого никто не решался.
Каждые полминуты в наушнике шуршал голос Петровича:
— У меня все тихо. Как сам? Помощь не требуется?
Политов бодро рапортовал о неизменности тактической позиции. От помощи отказывался. Сидящий в палате, у кроватей Олега и Димы, Дорофеев представлял собой последний рубеж обороны, контролируя не только тупиковую часть коридора, но и окна.
А все-таки они слабаки, эти гости из будущего, подумал Политов. Им бы сейчас прижать меня в три-четыре ствола да выйти на дистанцию гранатного броска. И всё, привет! Но для этого нужно высунуть нос из-за угла, на простреливаемый участок, а у них, видимо, кишка тонка. Хотя с подготовкой вроде бы все в порядке. Генерал покосился на рваные дыры в сиденьях кресел. Стреляли чужаки достаточно точно.
Может быть, слишком рано Политов решил, что победил. Сглазил, как говорится. Или недооценил противника. Но в следующий момент фигуры в фантастической броне хлынули на него из дверей ближайших палат. Как они там очутились — теперь можно было только догадываться. Могли тихонько пробить тонкие межпалатные стенки. Могли спуститься с крыши на веревках.
Почему они для начала гранаты не кинули, успел подумать Политов, давя на спусковой крючок автомата. Длинная очередь смела первый ряд атакующих, потом патроны в магазине кончились. Краем уха генерал услышал дикий мат Петровича и голос его «калаша». И до него добрались, суки, выдохнул Политов, пытаясь подняться навстречу чужакам — сменить рожок он уже не успевал. Ближайший к генералу боевик взмахнул зажатой в кулаке хреновиной, похожей на короткую дубинку, голова взорвалась болью, а потом… «абонент находится вне зоны доступа!» — черное безмолвие за границами сознания…
Рассказывает Дмитрий Политов
Стоящий на краю стола новомодный агрегат — селектор издал мелодичную трель. На палисандровой панели зажглась красная лампочка вызова.
Чертыхнувшись — как не вовремя: мне как раз удалось вспомнить схему трехступенчатой турбины Парсонса и я старался запечатлеть ее на бумаге, — отбросив карандаш и отложив линейку, я прижал клавишу из натуральной слоновой кости и буквально рыкнул в микрофон:
— Какого хрена?!!
— Александр Михалыч, извините, — донесся из динамика слегка напряженный голос моего секретаря, — но к вам посетитель без предварительной записи. Говорит, что по очень важному делу.
— И что ему надо?
— Э-э-э-э… — замялся секретарь.
Я догадался, что говорить открыто парень опасается. Видимо, загадочный посетитель стоял у него над душой.
— Ладно, Саша, зайди, доложи подробно! — пришел я на выручку своему сотруднику.
Через несколько секунд дверь кабинета приоткрылась на две ладони, и в эту узкую щелку просочился секретарь Саша — молодой человек приятной наружности, которого я полгода назад вырвал с третьего курса Петербургского университета, соблазнив большим окладом денежного содержания. К своим двадцати годам Александр подавал большие надежды на поприще естественных наук. К счастью, Саша не знал, что, поступив ко мне на работу, он спас свою жизнь.