Господин Изобретатель. Книги 1-6
Шрифт:
Я приехал через четыре дня, задержавшись на сороковины и застал в казармах только своих добровольцев и интенданта, оказавшегося совсем молодым человеком в круглых очках, вроде меня самого два года назад, я уже предпочитал прямоугольные очки слегка дымчатого цвета. Таких "оптических приборов" от полностью прозрачных в золотой оправе до почти черных в темной роговой у меня была полудюжина. Молодость интенданта не мешала ему быть нагловатым (ко мне это не относилось), пронырливым и слегка хамоватым в общении с чиновниками и торговцами всех рангов, что их вначале слегка обескураживало, а потом… Потом уже было поздно, батенька. Носил Михаил Титыч фатовские усики по моде того времени и прическу с боковым пробором, что вносило некоторый "бендеризм" [225] в его облик. В "красавице-Одессе" он уже освоился, перенял особенности говора и это его "щоб я так жил" уже звучало рефреном в казарме. Староверы его побаивались и сторонились, переодеваться в нашу форму, интендант наотрез отказался, как до этого отказался поручик Львов.
225
Михаил Титыч мог бы считаться предтечей Остапа Бендера по типу поведения, так как, практически, его девизом было: "Побольше цинизма, Киса, людям это нравится"
В Одессе на формирование
Из всего оружия в казарме пока хранилось только два ящика с сотней златоустовских финских ножей, остальное Титыч сдал по описи в Арсенал и будет перевозить сюда, когда прибудут казаки. Нечипоренко с поручиком Львовым осмотрели качество ножей и остались довольны. Но первыми прибыли не казаки, а артиллеристы и сразу заполонили все своими вьюками, мешками, палатками, скатками, ящиками. Их старший фейерверкер, правда, быстро навел порядок, все складировал, а интенданту сказал:
— Не извольте беспокоиться, ваше благородие, мимо меня мышь не проскочит.
И тут же мимо него прошмыгнула здоровенная крыса, юркнув в прогрызенную под плинтусом дыру.
Батарея была построена во дворе и ее командир, барон фон Штакельберг, отрапортовал мне о прибытии. Так, в моем отряде появилось 60 артиллеристов, из них 32 — это, собственно, орудийные расчеты. Каждое орудие разбиралось на восемь вюков, да еще боеприпасы к каждому орудию занимали по 6 вьюков. К каждому орудию полагалось 4 ящика по 8 унитарных снарядов, половина — гранаты, половина — шрапнель), ящик был стандартный, вьючный, каждый весом 3 пуда. Я бы больше шрапнели взял, укреплений здесь не будет, а вот по толпе дикарей или по итальянской колонне на марше — шрапнель была бы в самый раз. Потом, когда стали считать, выяснилось, что барон все же взял двойной боекомплект, так что у нас было по 64 снаряда на ствол. Артиллеристы прибыли с сотней вьючных лошадей, оборудовали коновязь под навесом, я и глазом не моргнул, а лошадям налили воды и дали сено, а потом повесили на морды торбочки с овсом. Лошади были некрупные, кооренастые и на вид казались выносливыми. Глядя на ряды помахивающих хвостами лошадок я уже думал, как же они рассчитывают прокормить эту ораву четвероногих, да еще казаки прибудут с сотней своих лошадей. Может, барон не знает, что мы едем в Африку? Решил с ним побеседовать. Нет, оказывается, знает и книги доступные прочитал, Бертона и Спика об открытии озер экваториальной Африки [226] . К сожалению, он ничего не нашел про Абиссинию, но у Бертона есть упоминание о путешествии в Сомалиленд. Начитанный артиллерист, оправдывает поговорку: "красивый — в кавалерии, умный — в артиллерии, пьяница — на флоте, а дурак — в пехоте". Похоже, что во всем, что касается снабжения своей батареи, он полагался на старшего фейерверкера Михалыча, дородного, с седыми висячими усами малоросса. Тот сразу поставил себя особняком, мол у нас все свое: и палатки и харч с фуражом — ну и слава богу, меньше головной боли.
226
Открыли озеро Виктория, считая, что здесь исток Нила, на самом деле истоки Нила, Белый и Голубой Нил, находятся в Абиссинии.
Потом прибыли казаки-семиреки [227] , чубатые, в каракулевых, с малиновым верхом папах и малиновыми погонами. Они заняли отведённый им отсек и чуть не подрались с Михалычем за ключи от оружейки, поскольку на правах первоприбывшего он захватил ее первым, оставив казакам "сиротский угол". Пришлось собрать военный совет из Нечипоренко, Штакельберга и Львова, строго внушив отцам-командирам, чтобы они воспитывали личный состав в духе братской любви и преданности общему делу, а то, если каждый сначала начнет тянуть одеяло на себя, то лучше в поход и не выходить. Договорились выставлять парные караулы — казак и артиллерист, так и люди познакомятся и пригляд в четыре глаза будет лучше. Прошло десять дней, а интендантский груз не отправлен — телеграммы не было, поручил Титычу разобраться и дал пару дней — потом телеграфирую Черевину и — кто не спрятался, я не виноват.
227
То есть, Семиреченского войска.
На следующий день о грузе ничего не слышно, но приехали из Питера доктор с фельдшером и штабс-капитан Главного штаба Букин Андрей Иванович с со старшим унтером Матвеем Швыдким, а также второй унтер — мой денщик Артамонов Иван Ефимович. Букин, молодой, белобрысый и энергичный, мне сразу понравился, сниму, пожалуй, обязанности начштаба с Львова, тем более, что отчетность по тем трем тысячам, что я ему дал на дорогу (билеты были оплачены заранее) и питание, у него не сходилась более чем на две сотни рублей, куда они ушли, поручик сказать толком не мог, за что получил выговор (а то они подумали, раз я миллионщик, значит, деньгами швыряюсь, нет, милые мои, до копейки отчет требовать буду). Сначала хотел просто уволить поручика на фиг — пусть возвращается в Москву, но Львов сказал, что это в первый и последний раз, — поверил пока. Поэтому забрал у него остаток артельных денег и велел вести отчетность Ивану Петровичу Павлову, мастеру-текстильщику из купавенских староверов. Он купил гроссбух и начал вести по добровольческому отряду классическую бухгалтерскую отчетность того времени: дебет-кредит с еженедельным отчетом, что и куда ушло — вот тут уж все до копейки было. По очереди назначался наряд на кухню, готовили сами, пока добровольцы питались лучше всех, я сам часто оставался поесть из артельного котла. Снял квартиру недалеко от казарм, денщик жил там же. Барон, доктор, фельдшер, интендант и штабист жили в гостинице "Лондон", Нечипоренко — в казарме со своими казаками. Львов тоже жил в казарме, но потребовал отгородить ему отдельный закуток, так как он — офицер, а потом тоже перехал в "Лондон", мол, в казарме портянками несет. Казачьи офицеры до этого не дошли, просто заняли отдельный угол в общем помещении, назвав его биваком. Казаки и артиллеристы получали продукты на армейском складе, мои добровольцы, ведомые Павловым, ходили на Привоз, сначала вместе с интендантом, который быстро обучил их отчаянно торговаться за каждую полушку, объяснив, что здесь такой обычай и если его не соблюдать, тебя уважать не будут (потом этот навык очень пригодился в походе). На Привозе наших стали быстро узнавать по песочной форме, уважительно кивая — экспедиция… Наконец, получили телеграмму об отправке вагона с припасами.
Интендант вместе с десятком вооруженных казаков на лошадях с двадцатью подводами, на каждой из которой тоже сидел казак с винтовкой, выехал в Арсенал получать оружие и боеприпасы. Тут выяснилась неприятная штука — командующий округом "приватизировал" пару пулеметов, пришлось телеграфировать Обручеву, на следующий день пулеметы привезли в казарму. Остальное было по описи, казаки доставили груз и, с помощью артиллеристов и добровольцев, все сложили в оружейке, забив ее до потолка.
Заехал в банк, получил еще 20 тысяч в рублях со своего счета, заказал с другого, дедова счета 10 тысяч конвертированных мной из русских ассигнаций франков золотыми монетами: половину по 10, половину по 20 франков. Также заказал по остатку из казенных денег 30 тысяч талеров по 95 копеек за талер Марии-Терезии 1780 г. [228] (именно такой курс и существовал) что меня удивило, так как в талере было на 8 граммов серебра больше, чем в русском рубле. В Стамбуле, а тем более, в Порт-Саиде, меняла бы мне обменял рубли (не ассигнации, за них бы вообще не больше полтинника на рубль дали), а русские серебряные монеты на вес серебра — то есть, купив у него талер, я бы потратил 1.2 а то и 1.3 рубля, а не 0.95 за талер! Исключительно выгодная операция, похоже в Российской империи Государственный банк установил принудительный курс обмена австрийского талера, ниже цены содержащегося в нем металла…
228
Большая серебряная монета с профилем австрийской императрицы Марии Терезии и двуглавым австрийским орлом на обратной стороне монеты, которая была в то время торговой монетой, принимавшейся в Африке и Азии уже более 100 лет, а Европе ходила до середины 19 века, преимущественно, на Балканах. Вес талера равнялся 28 граммам серебра 800 пробы, что все же больше чем русский рубль весом 21 грамм из серебра 900 пробы.
— А как у вас с золотом?
— В чем изволите получить, в слитках, в золотых монетах: русских рублях, английских соверенах, французских франках, немецких марках, вот долларов САСШ не держим-с, непонятная валюта…Лаж [229] самый большой для английских монет, потом франки, дальше марки.
— А лобанчики у вас есть, то есть дукаты русской чеканки.
— Остались-с, хотя в Европе расплачиваться ими нельзя-с, но я так понимаю, — вы к дикарям едете, — заговорщицки наклонился ко мне клерк, потому и талеры берете и бумажных ассигнаций вам не надо. Есть у нас в закромах "известная монета" [230] как не быть, ее же пытались на внутренний ранок по 3.5 рубля пустить. Помните у Некрасова: "рублевиков, лобанчиков полшапки насуют". Мы ее по весу продаем, изымаем помаленьку у населения и на вес в переплавку, еще ювелиры берут, там золото качественное, лучше нидерландского. А лажа на нее почти нет, идет как золотой лом, по весу.
229
Лаж — комиссия банка за покупку золотой монеты.
230
Нидерландский дукат русской чеканки.
Россия почти сто лет чеканила золотые монеты точь в точь, как выглядела другая торговая монета — Нидерландский дукат, на лицевой стороне которой был изображен рыцарь в латах, держащий в латной перчатке пучок стрел, поэтому монету называли "арапчиком" — считалось что воин — это араб, то есть "арап", или "лобанчиком" — от слов "забрить лоб в солдаты", раз воин — значит, забрили лоб, лобанчик, "пучковым" — это понятно, от пучка стрел. В официальных финансовых документах она стыдливо именовалась "известной монетой" и этими золотыми оплачивались экспедиции русского флота за границей, италийский поход Суворова, а самая массовая чеканка была проведена при Александре I, для оплаты заграничного похода русской армии, да и братец его, Николай I выдавал в войска, участвующие в походах в Венрию и Трансильванию именно дукаты, чеканившиеся на Санкт-Петербургском монетном дворе, причем, часто монеты несли обозначения года, когда Нидерланды не чеканили этой монеты. Почему так происходило, да потому, что все знали, как выглядит голландский дукат, а как выглядит русская монета не знали, вертели в руках, менялы брали ее с большим лажем, а на дукат он был минимальный. В конце концов, голландцы выразили протест и при Александре Освободителе, отце нынешнего императора, чеканку "известной монеты" прекратили. Мне нужно было золото, причем, хорошей пробы, а на русских дукатах проба часто была чуть выше, чем на голландских и вес отличался хоть чуть-чуть, но в большую сторону и никогда не меньше. Поэтому на остаток русских рублей на счете я заказал четыре с половиной тысячи лобанчиков. Еще заказал 20 русских монет по рублю и двадцать золотых десяток, те и другие с профилем Александра III и двуглавым орлом на оборотной части, на случай, если кто из абиссинских вельмож попросит показать, как выглядит русская монета, не забирать же потом монетки у него — придется оставить как подарок, поэтому попросил новенькие и блестящие русские монетки, не потертые в процессе оборота, чтобы выглядели так, как только что из-под пресса. Клерк обещал все подготовить в течение двух дней.
Пришел вагон с припасами, снаряжением, продуктами и фуражом. Титыч стал все проверять, в помощь ему отрядил Павлова (он в наряды не ходил, как казначей и каптерщик) и старшего урядника семиреков, Нефедыча, который выполнял те же функции у казаков. Все прибывшее делилось поровну. Казак сначала уперся, зачем вам фураж, у вас и лошадей-то нет. Павлов позвал меня на помощь и я объяснил казаку, что мы будем закупать или нанимать ослов на месте, а их кормить придется и ослиная орава будет в два раза больше, чем у вас лошадей. Кстати, я что-то не видел бричек среди привезенного добра, надо ведь лошадок прикупить для них, за свои-с. Брички нашлись в разобранном состоянии и мы не стали их собирать, Павлов и Нефедыч сказали, что все на месте, вместе с запасными колесами, поэтому, демонстрацию тачанок отложим на время после прибытия. Попросил интенданта вместе с каптерщиками посмотреть лошадок здесь, на следующий день они уехали смотреть и вернулись расстроенные: просят по 120 рублей за лошадь и Нефедыч говорит, что они в пустыне сдохнут. Попробуем купить у местных, не может быть, чтобы там лошадь была дороже, уж за 120 талеров как-нибудь сторгуемся. Вроде все сошлось по снаряжению, даже открыли по банке консервов попробовать — вполне съедобно.
С хранением продуктов тоже возникли проблемы. Дело в том что в здании казарм ранее размещались зерновые склады купца Сабанского, отобранные у него за участие в польском восстании 1831 г. Еще с времени зерновых складов, здесь жили крысы, вытравленные разве что при эпидемии чумы 1837 г. (и то, подозреваю, что не все, "племенное стадо" осталось), поэтому все продовольствие складывалось вверху, так чтобы грызуны туда не добрались (добрались все равно!), а патроны и пулеметы их мало интересовали. С крысами пытались бороться: отрава крыс не брала, покусанные коты-крысоловы разбежались, та же участь постигла фокстерьера, обученного охоте на грызунов, предлагали даже вырастить из крысы "крысоеда", посадив несколько крыс в железную бочку, чтобы они поедали друг друга пока не останется один "крысоед", кончилось тем, что крысы в бочке банально издохли.