"Господин мертвец"
Шрифт:
– Нас? – уточнил Дирк, покосившись на неподвижное чудовище, - «Веселых Висельников»?
– Да. Послание персонально.
– Но почему…
– Иногда одно мгновенье смерти может рассказать больше, чем вся жизнь. Все дело в том, как умер этот кабан. Его повесили.
Тоттмейстер Бергер улыбнулся удивлению Дирка. С достоинством фокусника, исполнившего мелочный, но эффектный трюк.
– Значит, нам скоро предстоит встретиться с французскими мертвецами? – спросил Дирк, помолчав.
– Не исключено. Более того, очень вероятно, - тоттмейстер Бергер нахмурился, близкая вспышка
– Какие они? – спросил Дирк, хоть и понимал всю несуразность своего вопроса.
– Какие?.. Такие же, как и вы, только кроме разложения воняют луковым супом.
– Извините, мейстер.
– Ничего. Все рано или поздно задают этот вопрос. Что ж, мы не ударим в грязь лицом, встречая моего коллегу.
– Будут приказы, мейстер?
– Да. Начиная с этой ночи держать одно отделение в полной боевой готовности, в штурмовых доспехах и с оружием. То же самое касается и остальных взводов. Спасибо нашему французскому другу, что заявил о себе в подобной манере. Его визитная карточка оказала нам услугу. Теперь мне кажется, что я ощущаю его присутствие и в других деталях.
– Понял. Разрешите идти, мейстер?
– Разрешаю. Хотя нет, погодите минуту. По поводу рядового Лемма. Кажется, вы остались неудовлетворенным моим решением, унтер-офицер Корф?
– Никак нет, мейстер.
– Бросьте лгать, унтер. Это совершенно бесполезное занятие, когда вы общаетесь с тоттмейстером.
– Извините, мейстер.
– Вы ведь недовольны тем, что я отпустил Лемма туда, где ему место?
– Возможно, мейстер. Лемм был славным парнем и не его вина в случившемся.
– Я знаю это. Не собираюсь отчитываться перед вами относительно своих решений, унтер, но стоит заметить – оберст фон Мердер был совершенно прав в своих суждениях. Мы не имеем права давать людям повод думать о нашем превосходстве. Вы ведь, конечно, уже столкнулись с проявлением местной доброжелательности? Камни, бутылки, гнилые овощи…
– И кошка…
– Простите?
– Так точно, мейстер, приходилось сталкиваться.
– Гибель вашего Лемма успокоит их – на время. Полагаю, они совершат с его телом что-то варварское. Вздернут на виселице, например и оставят болтаться, якобы в назидание. Нас, тоттмейстеров, часто упрекают в жестокости к покойникам, но обычные люди куда более жестоки. Только они считают возможным увечить мертвецов. За счет Лемма мы купили спокойствие. Уж не знаю, сколь долгое. Всегда помните о людях, унтер. И о том, что они никогда вас не простят.
– За что? – глухо спросил Дирк, собственный язык спотыкался, как тяжелый «Мариенваген» на ухабистой дороге, - За то, что мы другие?
– Нет. Французы тоже другие. Их тоже ненавидят, но не боятся. За то, что у вас есть то, чего нет у них. За смелость, которая позволила
– «Веселые Висельники» не воюют с людьми, мейстер. Мы воюем с врагами Германии.
Тоттмейстер рассмеялся. Не так, как обычно смеются люди, услышавшие что-то забавное.
– Жизнь всегда воюет со смертью, унтер. И на этой вечной войне вы можете считать себя перебежчиком.
Дирк вспомнил свое рождение. Свое второе рождение, уже в ином мире, который, на первый взгляд, ничем не отличался от привычного, но в то же время хранил в себе что-то затаенное, в равной мере растворенное и в воздухе и в окружающих лицах. Что-то новое, показавшееся ему в то же время знакомым, всегда присутствовавшим рядом с ним, но неясно, намеками.
Он вспомнил лицо тоттмейстера Бергера таким, каким увидел его впервые, очнувшись от долгого муторного сна. Он не помнил, где и когда сморил его сон и, увидев это лицо, долгое время пытался вспомнить, что это за офицер с неприятным желчным лицом и почему в его облике ему чудится нечто…
Мысли путались в звенящей голове. Нестерпимо хотелось пить. Возле сердца что-то жгло. Нечто важное? И еще это новое ощущение в теле, необычной легкости, которое совсем не освежало, может из-за перепутавшихся мыслей…
Было ли это настоящим воспоминанием или иллюзией, которую показал ему разум тоттмейстера? Дирк не был уверен в том, что хочет это выяснить.
– Так точно, мейстер.
Тоттмейстер Бергер отвернулся, как если бы в одно мгновенье утратил интерес к Дирку.
– Ступайте к своему взводу, унтер. И вот еще что… Не худо было бы вам следить за своими мертвецами.
– Что-то случилось, мейстер?
– Не случилось, но могло бы. В ста пятидесяти метрах на северо-запад отсюда вы найдете одного из ваших людей. Кажется, этот болван всерьез вознамерился скрыться. Я видел много трусов, пытавшихся сбежать к Госпоже от жизни, но сбежать от самой смерти… Я парализовал его, верните дурака во взвод. И сообщите, что следующая попытка станет для него последней. Ступайте.
– Слушаюсь, мейстер.
Дирк поспешно пошел в указанном направлении, оставляя за спиной тоттмейстера. Несмотря на то, что он больше не видел сухопарой фигуры в сером сукне, едва заметной на фоне чернильного неба, ему казалось, что Бергер бесшумно идет рядом с ним. Может, оттого, что мир еще казался таким же колючим, холодным и неуютным, как и тогда, когда он слушал рассуждения тоттмейстера, глядя на его залитое неестественным светом лицо.
Мертвеца он нашел быстро. Света от осветительных ракет было совсем немного, но полевую форму «Веселых Висельников» он узнал сразу, как узнают старого приятеля. Кажется, кто-то из пулеметного отделения Клейна… Когда он приблизился, мертвец встрепенулся, точно очнувшись от глубокой дремы. Видимо, тоттмейстер в этот миг снял свои парализующие чары. Не замечая ничего кругом, «Висельник» попытался вскарабкаться на крутую стену траншеи, в спешке позабыв про лестницу, но, услышав негромкие шаги Дирка, вздрогнул и повернулся к нему.