Господин Никто
Шрифт:
Следующий по порядку. И снова не я. Мы провожаем Димова. И Димов будет покоиться недалеко от Гейне и Стендаля. Для него это прекрасная возможность познакомиться на том свете с именами писателей, о которых при жизни он едва ли слышал. Версия нашего домашнего врача с огромной головой и в темных очках все та же — «разрыв сердца». Очевидно, в кармане этого человека других диагнозов нет. Пробитый висок прикрыт цветами, и его не видно. Вообще какой смысл поднимать шум вокруг какого-то семейного скандала? Но среди эмигрантов опять тайно распространен слух, что и эта смерть — дело рук коммунистов.
Может
Признаться откровенно, покойный не фигурировал в списке моих друзей. Но это не имеет значения, так как у меня совсем нет друзей. И потом я пришел сюда не столько ради покойника, сколько ради двух-трех живых. Один из них — в черном костюме, с благородной старческой осанкой и вызывающе выставленным вперед кадыком — произносит в данный момент надгробное слово. После того как три дня назад он говорил о молодой гвардии, сегодня он отдает дань старой — испытанным борцам, к числу которых принадлежал и покойный, до последнего вздоха хранивший верность национальным идеалам. И вообще слова расточаются щедро, поскольку они ничего не стоят и поскольку для некоторых людей нет ничего приятнее, чем упиваться мелодией собственного голоса, особенно торжественно-траурной.
За часы, прошедшие с момента нашего расставания, Младенов обрел еще бОльшую уверенность. В конце каждой фразы он запрокидывает свое темя с реденькими седыми волосками, как бы спрашивая: «Хорошо сказано, не так ли?» — и часто выбрасывает вперед костлявый кулак, будто собираясь дать кому-то в нос. С особым пафосом он говорит о тех, кто не оставит священное дело незавершенным, очевидно имея в виду главным образом себя.
Вопреки ожиданиям, я вижу Мери Ламур не у гроба, а где-то позади всех. Случайно глянув в мою сторону и заметив меня, женщина подходит без всякой осторожности и шепчет:
— Ты должен помочь мне, Эмиль. Я попала в настоящую ловушку.
Я озираюсь по сторонам, но стоящие впереди все до одного поглощены надгробным словом, в том числе Ворон и Уж, которые, следя за оратором, даже рты раскрыли от изумления перед его способностью говорить так много и ничего не сказать.
— В какую ловушку? — тоже шепотом спрашиваю я.
— Твой Младенов требует, чтобы я перевела на него все наследство. Если, говорит, не сделаешь этого, выдам тебя полиции.
— Не бойся. Уйдет еще по меньшей мере два-три дня на всякие формальности, пока ты получишь наследство.
— Два-три дня не так много.
— Достаточно. За это время я сумею укротить старца.
— Правда?
— Раз я говорю…
— Я умру от страха. Он меня выдаст глазом не моргнув.
— Не бойся. Он только стращает тебя. Если боишься, не возвращайся на ночь к старику. Пережди где-нибудь в другом месте. Ступай в отель «Националь». Отель огромный. Никто тебя не заметит. Может, и я к тебе наведаюсь.
— Так я и сделаю. А ты приходи непременно. Вся надежда на тебя.
Мери Ламур бросает на меня взгляд, совершенно не уместный при подобных обстоятельствах, но я глазами предлагаю ей вернуться на свое место, и она подчиняется.
В скорбной тишине бодро звучит призыв о вечной памяти, затем следует ритуал опускания тела и, наконец, знакомый дробный стук падающих на крышку гроба комков земли, хотя и глухой, но несравненно содержательнее любых слов.
Толпа направляется к выходу. Я скромно жду в сторонке, пока проследуют величины. Кралев с Младеновым идут вместе, занятые разговором. Поравнявшись со мной, Кралев бросает короткий взгляд в мою сторону и, как бы не заметив меня,
Но вне зависимости от того, произойдет встреча или нет, где и когда она состоится, я действую по заранее принятому плану. План этот предельно прост, потому что в основе его лежит правило: делай то, что единственно возможно в данных обстоятельствах.
Мое появление на похоронах рассчитано, кроме всего прочего, на определенный практический эффект: я намерен дать понять некоторым людям, что мне больше незачем скрываться и плевал я на тех, кому захочется и впредь за мною следить. Двигаясь в своем «ягуаре» к площади Клиши, я устанавливаю, что «оппель» двух знакомых мне эмигрантов исчез. И «пежо» Ворона тоже не видно. Однако я не тороплюсь радоваться свободе и, поглядывая в зеркало, пристально слежу за пейзажем позади меня, равно как и за такси передо мной, в котором устроился Младенов. Постепенно в хаотическом уличном движении все назойливей бросается в глаза один часто повторяющийся элемент: это обычный серый грузовичок, чей добродушно-будничный вид так обманчив. Порой он исчезает в наплыве машин или пропадает за поворотом, потом снова возникает, едва видимый вдали.
Может быть, тут просто совпадение, но в данных обстоятельствах это маловероятно. Проверка отелей вокруг площади Звезды, наверно, уже закончилась. Чтоб добраться до Лиды, у Кралева есть единственная возможность — следовать за мною по пятам. Пока тлеет эта надежда, будет продолжаться слежка за мной, но будет продолжаться и моя жизнь. Потому что, не надейся Кралев на то, что я наведу его на след Лиды, он бы наверняка меня уже пристукнул.
Насколько можно судить по направлению следования такси, Младенов возвращается домой. Для меня сейчас это наилучший вариант, вот только бы как-нибудь избавиться от серого грузовичка.
Такси и в самом деле сворачивает в сторону Рю де Прованс. Не обращая больше на него внимания, я еду своей дорогой, поворачиваю на Осман и устремляюсь к площади Звезды. Грузовик по-прежнему позади меня, хотя и довольно далеко. Столь продолжительное совпадение пути не может быть случайным. Пока я соображаю, как избавиться от грузовичка, замечаю еще один часто повторяющийся элемент пейзажа, на этот раз переднего. Это темно-синий спортивный «меркурий», промелькнувший еще на Клиши. Значит, я блокирован с обеих сторон, к тому же машина у впереди идущего спутника достаточно мощная, чтоб попытаться ускользнуть от нее с помощью какого-нибудь дешевого приема.
Когда две машины издали бдительно стерегут тебя, несмотря на то, что ты неожиданно сворачиваешь то сюда, то туда, в голову невольно приходит мысль, что они снабжены необходимой радиоаппаратурой. Это еще больше осложняет проблему бегства. Мне не остается ничего другого, как проститься со своей машиной и вернуться к традициям славной пехоты.
Тем временем у меня пропадает всякий интерес к площади Звезды. От попытки создать впечатление, будто я еду в тот квартал с намерением посетить Лиду, после чего бесследно исчезнуть, приходится отказаться. Проститься с машиной вовсе не значит бросить ее на другом конце города. Когда, свернув на улицу Тронше, достигаю Мадлены, я убеждаюсь, что темно-синий «меркурий» опять передо мной. Не обнаруживая признаков паники, продолжаю двигаться дальше и, вращая одной рукой руль, другой отпираю перчаточный ящик и перекладываю купленные утром вещи себе в карман. Не забываю и упаковку, так как обозначенное на ней название фирмы может прозвучать для кого-нибудь весьма интригующе.