Господин Великий Новгород (сборник)
Шрифт:
– А Павла этого, что же вы, чай, притянули за шею...
– Нет, за что же? Он в чести теперь у нас. Завтра, чуть свет, выступят отыскивать беглецов... Слышишь, какой говор в замке? Все уже в сборе. Ныне последнюю ночку проведем повеселее, да и в поход.
Раздался звук рога, возвещавший спуск моста. Цепи благополучно въехали со спущенными забралами в широко отворенные ворота замка Гельмст.
На дворе замка стоял несмолкаемый говор, рейтары ходили толпами: кто держал лошадиную узду и побрякивал ею, кто вел поить лошадь или уже упившегося своего товарища
Ржание коней, бряцание оружия, рассказы, окрики, споры, хохот и брань - все сливалось в странный своеобразный гул.
Иван Пропалый с товарищами поставили своих лошадей в общие стойла и, незаподозренные никем, пошли осматривать замок.
На задней его части, выдававшейся острым утесом в глубокий овраг, огибавший стену, из которой камни от действия времени часто отрывались и падали в глубину, находилось отверстие, из которого дружинники приметили вышедшего человека, окутанного с ног до головы широким плащом, несшего что-то под мышкой; за ним вскоре вышли еще несколько человек, которые вместе с первым прокрались, как тати, вдоль стены.
Иван ощупал это отверстие и нашел в нем железное замерзлое кольцо, вбитое в медную доску. Он насилу приподнял ее и ощупал чугунные ступени, ведшие вниз, хотел только что спуститься, но остановился, услыхав сзади голоса, и захлопнул доску.
Притаившись вместе с товарищами в расщелине стены, они стали наблюдать...
Черные тени возвращались, что-то бережно неся на руках, передний поднял доску, и все они вместе с ношей на глазах дружинников спустились вниз и захлопнули за собой творило.
"Что за дьявольщина?" - подумали с недоумением дружинники.
– Это дело надо разузнать, тут что-то неладно, - решил Пропалый.
* * *
В обширной приемной комнате или рыцарской зале фон Ферзена происходило, между тем, многочисленное собрание.
Стены комнаты были увешаны дорогими козылбатскими коврами, на них висели огромные рыцарские доспехи в полном наборе, производившие на первый взгляд впечатление повешенных рыцарей.
В одном углу стоял стол, покрытый медвежьей шкурой, на которой лежал большой гроссмейстерский жезл, обвитый широкой золотой тесьмой.
В другом углу навалены были горой шлемы, а в противоположном от него углу пылал огромный камин, один освещавший обширную комнату и сидевших за большим стоявшим посередине столом рыцарей.
Стол был весь уставлен вином и грубой закуской, соленой рыбой, копчеными окороками свинины и черствым хлебом.
Попойка была в полном разгаре и шла уже к концу, что было заметно по опустевшим флягам и блюдам, а также по раскрасневшимся лицам рыцарей.
Фон Ферзен сидел среди своих гостей и союзников, молча, с опущенной вниз головой; невдалеке от него находился тоже не принимавший участия в пиршестве, печальный Бернгард.
– Ну, славно попировали, так что не осталось теперь чем мух накормить!
– сказал один рыцарь и встал из-за стола.
За ним последовали и другие.
– Да что это гроссмейстер повесил голову, как дохлая лошадь? Неужели он так сильно запуган кольчужниками, что и нас, своих защитников, ни во что не ставит, - спросил один рыцарь другого.
– Нет, видишь, он тоскует о пропаже дочери, которая, как рассказывает Доннершварц, бежала с его приемышем-русским на его отчизну.
Спрашивающий рыцарь замолчал, как бы делая вид, что это его не касается, а третий, вмешавшись в разговор, заметил:
– Только-то? А я думал, что уже не ограбили ли его русские?
– Муншенк!
– послышался пьяный голос из-за стола.
– Подайте мне еще выпить за долголетнее существование храбрых меченосцев во все грядущие века.
На этот призыв откликнулись многие. На столе появились принесенные слугами новые фляги и даже бочонки: пьянство началось с новой силой, и вскоре многие из храбрых меченосцев позорно валялись под столом.
Другие, более крепкие, шатаясь из стороны в сторону, бродили по зале, изрыгая проклятия на русских и угрожая им неминуемой гибелью от славных рыцарских мечей.
Убитые горем фон Ферзен и Бернгард не могли удержаться, чтобы порою не бросить презрительных взглядов на этих, окружавших их, бесстрашных победителей фляг и бочонков.
XXI. За славу, за Эмму!
В столовую вошел Доннершварц и, окинув своими посоловелыми глазами присутствующих, подошел к фон Ферзену.
– Я всем распорядился, - заговорил он сильным басом.
– Не бойтесь, мы настигнем их завтра и вдоволь насытим наши мечи русской кровью. О, только попадись мне Гритлих, я истопчу его конем и живого вобью в землю. Дайте руку вашу, Ферзен! Эмма будет моей, или же пусть сам черт сгребет меня в свои лапы.
При этих словах Бернгард вздрогнул и, вскочив с места, схватился было за меч, чтобы наказать хвастуна, но, как бы одумавшись, презрительно смерил его с головы до ног и сел снова.
Фон Ферзен, как бы пробужденный надеждой на отмщение, воскликнул, сверкая глазами:
– О, только попадись он мне: я сам собственными руками разорву его на части. Друзья, верные союзники мои, - обратился он к присутствующим, - я разделяю между вами все свои владения и богатства, добудьте мне Эмму, мою дочь, или проклятого Гритлиха... О, если бы обоих вместе! Я даже не знаю, что лучше!.. Эмму я люблю всем сердцем и без нее не утешусь... но его... его мне хочется посмотреть умирающим в предсмертных корчах, когда я сам буду по капле выпускать его подлую кровь... О, какое наслаждение! Эмму, повторяю, получит храбрейший! Отомстите же за славу, за Эмму, за меня...
– За славу, за Эмму, за гроссмейстера!
– раздались крики, и все повскакали со своих мест, неистово махая обнаженными мечами.
Доннершварц со злобной, язвительной улыбкой посмотрел на Бернгарда. Последний вспыхнул, подошел к фон Ферзену и сказал, обращаясь ко всем:
– Выслушайте меня! Они любят друг друга, разлучить их, значит, убить обоих... Мое мнение: настичь русских, дать битву, захватить Эмму и Гритлиха и...
Бернгард остановился, ему, видимо, тяжело было окончить начатую фразу.