Госпожа Клио. Заходящее солнце
Шрифт:
Ели они уже на плоту. Мясо, сверху покрытое корочкой, а внутри, при каждом нажатии дышащее свежей кровью, тяжелым и непривычным грузом падало в желудок, вызывая сонливость. Даже Ранча, собрав остатки трапезы в свой рваный мешок, улеглась посреди плота, раскинув руки. Она давно смыла кровь, и теперь ее тело блестело, отливая красноватым металлом – таким, из которого сделан жертвенный нож.
Поймав ассоциацию, Найплам подумал, сможет ли убить ее этим ножом, как черную ламу, если Ланзон захочет испить человеческой крови, и решил, что не сможет. Эта странная мысль требовала объяснений и глубоких раздумий, хотя чем ему еще заниматься, ведь проспав
И что? Земля заселится другими существами, возможно, более мудрыми и справедливыми, чем сейчас. А он, Найплам, останется и посмотрит, что у них получится – останется, ибо Ланзону необходимо через кого-то выражать свою волю. Когда тело жреца дряхлеет, душа его не достается ни пекари, ни кондору, а вновь обретет облик человека, который поселится в той же пещере и будет каждый день омывать каменную статую кровью черной ламы. А, вот, Ранча… в чем заключается ее предназначение? Что будет с ней после того, как они усмирят (или не усмирят) Крылатого Змея?..
Ответить на этот вопрос самостоятельно Найплам не мог, а спросить у Ланзона можно, лишь исполнив ритуал. …Значит, срочно нужен сосуд и черная лама!.. Он посмотрел на девушку, которая обещала все это достать, но Ранча спала, сытая и расслабленная после битвы с кабаном. Найплам решил, что в данный момент ее сон важнее общения с Ланзоном – несколько дней бог может голодать, не выказывая своего недовольства, а, вот, потом… потом мы доберемся до Кахамарки…
Найплам вздохнул и перевел взгляд на берег. Солнце уже поднялось к самой верхней точке и скоро б должно начать спускаться вниз, но пока его источающие зной лучи загнали в тень всех обитателей сельвы. Исчезли птицы; черепахи и кайманы ушли под воду; даже сама река, казалось, перестала накатывать мелкие волны на песчаные отмели. Лишь лиловые облачка каких-то цветов висели над плавучим ковром из круглых плоских листьев. Только по тому, как эти облачка, уплывая назад, скрывались из виду, можно было догадаться, что плот все-таки движется – вдалеке появлялось новое лиловое облачко, приближалось и снова исчезало…
Найплам зачерпнул ладонью воду и сделал несколько глотков; потом намочив рубаху, прикрыл ею голову. Стало гораздо легче и он, вытянувшись рядом с Ранчей, закрыл глаза.
Когда солнце прошло три четверти ежедневного пути, природа пробудилась, и вместе с ней проснулась Ранча. Найплам наблюдал, как девушка спрыгнула в воду и побарахтавшись возле плота, вылезла обратно. Отплывать дальше она не решилась – выпученные глаза кайманов, еле заметные над водой, зорко следили за каждым посторонним предметом.
На крошечных островках, поросших темно-зеленым камышом, вновь появились птицы. На водопой пришло семейство тапиров. Им повезло, потому что люди были сыты, а два небольших каймана, наблюдавших за ними, не могли справиться с такими крупными животными.
– Сколько еще нам плыть? – спросила Ранча, – я не узнаю этих мест, – но в ее голосе больше не чувствовалось тревоги – либо она смирилась с неизбежным, либо тоже поверила в прозорливую мудрость Ланзона.
– Я не знаю, – ответил Найплам, – но нам должен быть знак. Главное, не пропустить его.
– А если мы попадем туда, где заканчивается страна Великого Инки и живут дикие племена людоедов? Мне рассказывал о них отец.
Найплам ничего не знал о людоедах, поэтому лишь молча пожал плечами. После дневного зноя голова все еще была тяжелой и разговаривать не хотелось.
Наконец солнце коснулось далеких горных вершин и поранившись о них, выпустило сгусток крови. Кровь растекалась по небу, и даже пролетавшие мимо белоснежные цапли на какое-то время делались алыми. Дневные птицы исчезали, раздосадованные, что их яркое оперение потеряло привлекательность, зато появились летучие мыши, как и все вокруг реки, промышлявшие рыбой. Потом появился, пока еще бледный и поэтому не такой зловещий, хвост Крылатого Змея…
– Смотри! – воскликнула Ранча, указывая вперед.
Найплам, наблюдавший за летучими мышами, повернул голову и увидел мост, точь-в-точь такой же, как в окрестностях Чавина, только здесь он был шире и длиннее. От него отходила узкая дорога, как и все остальные, сделанная из пирка. [25]
– Может, это и есть «знак» – спросила Ранча.
– Да, – решил Найплам, понимая, что скоро совсем стемнеет, и они не смогут различить никаких других знаков.
– А если нет? Как мы можем проверить это?
25
Смесь глины, гравия и листьев для строительства дорог.
– Мы сойдем на берег и пойдем по дороге. Она обязательно приведет нас в Кахамарку.
Ранча с сомнением посмотрела на жреца, но выбора у нее не оставалось. С тех пор, как они оказались посреди сельвы, понятный ей мир прекратил существование, а в мире, созданном Ланзоном, она ориентировалась очень плохо.
– Дальше мы пойдем пешком, – повторил Найплам, видя, что девушка в нерешительности ждет конкретных указаний.
– Хорошо, как скажешь, – Ранча взялась за весло с таким азартом, словно спешила на долгожданный праздник, а не на встречу с неизвестностью, которая, возможно, пострашнее Крылатого Змея.
Плот пришлось бросить, потому что вытащить его на песчаную отмель два человека просто не могли. За ночь его наверняка унесет течением, и больше они не увидят его никогда, но эту мысль никто вслух не произнес. Может быть, потому что внимание приковала дорога, а, может, каждый из них усомнился в существовании Чавина и самой возможности вернуться туда.
Если над рекой еще оставалось достаточно света, то заросли, вплотную подступавшие к воде, превратились в звериную шкуру, чуть отливающую серебром – животное, вроде, затаилось, и только легкий ветерок выдавал его дыхание. А дальше простиралась бесконечная, бесформенная масса темно малахитового цвета, готовая навечно поглотить целые города и народы, не говоря уже о двух маленьких людях. Просека, экономно сделанная лишь на несколько метров шире самой дороги, освещаемая холодным светом ночи, казалась напрямую ведущей к богам.