Госпожа Кофе
Шрифт:
– Яша умер. Полгода тому назад. От инсульта. Вы что же, ничего не знали?
Как – умер? И почему же Ирена Васильевна мне ничего не рассказала? И этот ее странный взгляд.
Я показала письма Вероники Якову. Лев Вадимович, заметно нервничая, прочитал их самым внимательнейшим образом, после чего сказал:
– Какая страшная история… И ведь она отлично знала, что Яши нет, знала, а все равно писала ему. Бедная девочка… Только вот это последнее письмо написано словно другим человеком, вы не находите? Как будто эти строки написала сама Елена Ивановна, чтобы мы с вами поняли, что это она убила этих двух несчастных.
Я сказала ему, что согласна с ним, и где-то, быть может, в какой-нибудь другой папке, которую мне не удалось открыть, содержатся все письма Вероники
– Получается, последнее письмо написала Елена Ивановна, чтобы спасти дочь, а на самом деле все происходило так, как написала сама Вероника. Но мы ее уже отпустили. И она не производит впечатление нездорового человека, хотя ее письма указывают на то, что она психически больна. И это еще мягко сказано. Скажите, Лев Вадимович, когда вы в последний раз видели Веронику?
– Честно говоря, давно. Думаю, дорогая Маргарита, вам лучше встретиться и поговорить обо всем этом с Захаром, нашим общим другом. Тем более что в письмах он довольно часто упоминается. И если окажется, что все то, о чем Вероника написала в своих письмах, правда и что Захар действительно давал ей два миллиона, то убийца – Вероника, как мне ни тяжело это признавать.
– Еще один вопрос, Лев Вадимович.
– Можно просто – Лев.
– Как могло случиться, что в доме мы не обнаружили ни одного отпечатка пальцев Вероники?
– Не знаю. Она же жила там с Яковом, и уж где-нибудь да оставила бы свои отпечатки. Она там жила, – повторил он. – А отпечатки Якова нашли?
– Да.
– И как же вам это удалось?
– Марк встречался с его бывшей женой, Ириной, и та дала ему несколько личных вещей Якова – курительную трубку, старые очки, компьютерную мышку, сломанную, найденную среди старых вещей. Еще в доме мы обнаружили следы неизвестного нам человека, предположительно женщины.
– Так это может быть как раз Ирина, – предположил Лев Вадимович.
– Мы и это проверили. Нет.
Я из машины позвонила маме и попросила ее выяснить, почему Ирена Васильевна скрыла от меня, что Яков Дворкин умер. После этого позвонила Марку, чтобы сказать, что собираюсь навестить Захара Уварова, а заодно расспросила его, как проходит допрос Ступниковой. Он сказал, что не может сейчас говорить, и я поняла: допрос еще не закончился.
Лев Дворкин дал мне номер телефона Захара, я позвонила ему, и мы договорились встретиться у него дома. Мне понравилась эта его открытость, ведь он мог бы назначить мне встречу где-нибудь на нейтральной территории, однако он позвал меня к себе домой.
Захар Уваров, крепкий высокий мужчина лет сорока пяти, холеный, с аккуратной стрижкой, встретил меня какой-то грустной улыбкой, из чего я поняла, что он догадывается о цели моего визита. На нем были широкие синие джинсы и свободный белый свитер. Внимательные карие глаза, полные губы, идеальной формы нос. Его можно было бы назвать даже красивым, если бы не легкая вытянутость лица и слишком широкие скулы.
– Я ждал вас, Маргарита. Не скрою, я отлично понимаю, вы пришли ко мне не для того, чтобы поговорить об искусстве, тем более что Лева предварительно позвонил мне и предупредил о том, что вы наводите справки о Веронике. Что ж, скажу сразу, я готов поговорить с вами об этом. Конечно, в городе разное болтают о вашем участии в работе вашего мужа, что вы занимаетесь не своим делом, но я понимаю вас. Думаю, если бы моя жена была следователем прокуратуры, а у меня была бы куча свободного времени и я увлекался бы криминалистикой, то и сам помогал бы жене. Думаю, я бы увлекся этим так же, как и вы. Так о чем вы хотите меня спросить? Пожалуйста, проходите. Я сейчас сварю кофе. Вы любите кофе?
Он пригласил меня войти в комнату, усадил в кресло и оставил одну. Я слышала, как он звенит посудой в кухне, представляла себе, что он, наверное, нервничает и готовит не столько кофе, сколько себя к разговору. Между тем я осматривала комнату. Все просто, дорого, просторно. За стеклом небольшого книжного шкафа я увидела несколько снимков,
Захар вернулся с подносом, накрыл на стол. Поставил чашечки, разложил вазочки, тарелочки.
– Скажите, Захар, у вас есть жена?
– Есть. Но она живет своей жизнью. Вот. Никак не могу развестись. Все духу не хватает. Она вроде бы родной человек, но и только. Как мать, как сестра. Умная, порядочная, добрая. Не могу я вот так взять и порвать с ней. Но люблю совершенно другую женщину. Думаю, вы и пришли сюда ко мне из-за нее, чтобы расспросить. Я слышал, ее арестовали, но потом отпустили. Я не знаю, какое отношение она имеет к убийству Тимура и Вали (я был с ними знаком, как и с Сережей Минкиным, и мне ужасно жаль, что их убили, поверьте), но в любом случае я буду бороться за нее, найму лучших адвокатов. А потом отправлю ее лечиться в Германию. Я же понимаю, что происходит. Она стала такой после смерти Якова.
– Расскажите по порядку. Когда вы с ней познакомились, при каких обстоятельствах?
– Она была с Яшей, у них был роман. Красивая девочка. Очень красивая. Одухотворенная. Яша сам виноват, зачем было так с ней поступать? Я сразу сказал ему: возьми ее с собой. Но он мне на это: «Я еще дом не купил, сам не устроился. Предстоит решить многие организационные моменты. Вот приготовлю все, приеду, зарегистрирую брак, а потом заберу ее с детьми». И он бы все сделал, я это знаю, Яков слов на ветер не бросал. Но он не знал, что не справится со всем, что у него давление будет скакать, что голова его не выдержит, сосуды полопаются. Он просто-напросто переоценил свое здоровье. Надорвался. В результате – инсульт. Я после этого встречался с Вероникой, думал, что я просто обязан теперь о ней позаботиться. Но она ушла в себя, я даже деньги на детей передавал Елене Ивановне, а не Веронике. Знал, что у Вероники есть кое-какие сбережения, но их не хватит, Якова-то нет. А недавно она сама назначила мне встречу, сказала, что это очень важно. Я понимал, что ей что-то нужно от меня, но все равно согласился. Она попросила у меня колоссальную сумму. Два миллиона долларов. И вполне адекватно объяснила, на что они ей нужны. Она хочет вернуть себе их с Яковом дом, который продается именно за эту цену. Я – деловой человек, я не мог дать ей эти деньги, не будучи уверенным в том, что она их мне вернет. К тому же мне надо было время, чтобы выяснить, на самом ли деле дом столько стоит. Я сказал ей, что мне надо подумать. Позже выяснилось, что деньги у нее на самом деле были; мой человек навел справки – Яков перевел ей гораздо больше, но, думаю, она их по какой-то причине пока не снимала. Вероятно, ей нужны были наличные, возможно, это было условием продавца. Я понимал, это идиотизм, и мне стоило предложить ей свою помощь в организации сделки, но у меня тогда в голове было только одно – она обещала подумать о том, могут ли у нас быть определенные отношения.
– Вы хотите сказать, что она готова была расплатиться с вами за вашу услугу, так?
– Так. Но это того стоило. Я же одалживал ей очень крупную сумму.
– И вы на самом деле были уверены, что она вам вернет деньги? Вас не насторожил тот факт, что она, имея в банке требуемую сумму, отправилась за деньгами к вам?
– Я допускал, что она просто не знает о существовании этих денег. Тем более что перевод был сделан уже после смерти Якова, думаю, эти деньги были переведены в соответствии с условиями его завещания. Вы поймите и меня. Если бы я сообщил ей о том, что у нее есть деньги, она не согласилась бы остаться со мной. А я хотел, чтобы мы были вместе, я люблю ее, понимаете?