Госпожа Кофе
Шрифт:
Я встаю и иду на кухню готовить завтрак для Тимура. Сначала он выпивает чашку кофе, потом мы с ним о чем-то говорим, строим планы на будущее (на самое ближайшее будущее, планируем следующую встречу), потом я ставлю перед ним тарелку с его любимым белым, чуть подогретым хлебом, и он долго, с удовольствием намазывает его маслом. В любое время года на столе спелые помидоры, нарезанные, посыпанные солью и черным перцем. Маслины. Еще – его любимый клубничный или черничный джем. Чтобы так не спеша, с удовольствием позавтракать, мы поднимаемся чуть свет. Но это все же лучше, чем вскакивать за пять минут до выхода из дома, комкать утренние тихие часы, которые мы можем провести вместе, осознанно, а не сонно прижавшись друг к другу в постели. И мы оба понимаем это.
Альмира думает, что Тимур в разъездах, что он на работе и проводит ночи в гостиницах, а завтракает в гостиничном ресторане кофе и вареным
Круг знакомых Тимура и Альмиры вполне достойный. Несколько супружеских пар, где мужья связаны бизнесом. Серьезные семейные люди. И только одна пара выделяется на этом фоне. Семья Садовниковых. Марк и Маргарита. Очень красивая пара. Особенно Марк. Роскошный брюнет с ярко-голубыми глазами. В такого невозможно не влюбиться, и я бы, может, и влюбилась, если бы, во-первых, не полюбила Тимура, а во-вторых, не была знакома с Маргаритой – женой Марка. Невозможно любить мужчину, видя, как он сохнет по своей жене, какими глазами он на нее смотрит – любит, просто сходит с ума по ней и сторожит, как цепной пес. Говорят, он не выпускает ее из дома. Но это неправда. Это сплетни. Люди злы и завистливы, особенно когда видят такую любовь. Надо побыть недолго в обществе Маргариты, внимательно рассмотреть ее, понаблюдать за ней, чтобы понять, что она совершенно счастлива и что ее муж – далеко не цербер. А еще, наперекор общественному мнению, Маргарита – существо свободолюбивое, это я поняла, когда однажды присутствовала при одном общем разговоре. Это было на дне рождения Альмиры. Небольшая компания, где все друг друга не только знают, но и любят, уважают. Альмира приготовила манты, на столе было много салатов, закусок, Маргарита привезла из дома пирог с капустой. Все было так славно, по-семейному. Мне даже на какое-то мгновение стало стыдно, что мы с Тимуром в этом обществе как изгои, да только этого никто не знает. Мы – воры, преступники, обманщики, прелюбодеи. Речь пошла как раз о свободе перемещения в пространстве, о браке и о том, как эти понятия связаны. Рита спокойно заметила, что брак – это не тюрьма и что даже в браке каждый человек должен чувствовать себя свободным. Альмира спросила, имеет ли она в виду личное пространство, на что Рита ответила, что личное пространство – не обсуждается, это непременно, и что она имеет в виду именно перемещение в пространстве. Что хорошо путешествовать вдвоем, но если один супруг или супруга занят(а), то другой имеет право куда-то поехать по своим делам. И я поняла тогда, что эта тема больная для самой Риты и что она это право поехать куда-то одна долго отвоевывала у своего строгого мужа. Потом за столом говорили еще много о чем, но я пыталась услышать лишь то, что говорят Марк и Рита. И из слов Марка (он говорил мало, все больше слушал да отлучался, чтобы отвечать на бесконечные телефонные звонки) стало понятно, что, работая следователем прокуратуры, он повсюду видит одних преступников. И что это у него как болезнь. Но я его почему-то не осудила. Напротив, я представила себе, что сама с утра до ночи занимаюсь этой грязной и трудной работой – очищаю город от убийц и насильников. Конечно, это не может не оставить свой след на психике человека. А если он так любит свою жену и дочь (с трудом запомнила имя этой красивой девочки – Фабиола), то не может не переживать за них.
Рита. Если бы я завидовала ей по-черному, то сказала бы: она хорошо устроилась. Пишет картины и продает их за десятки тысяч евро. И все это – не выходя из дома. В тепле, так сказать, и уюте. Мажет себе кисточкой и, помимо того что получает от самого процесса творческое удовольствие, так еще и денежки.
Но моя зависть – белая. Я рада, что хотя бы у нее все сложилось. И творческая работа, и материальная независимость от мужа, и красавец-муж, который так ее любит.
Альмира злится, ведь несмотря на то, что она считается приятельницей Риты, купить ее работу она не может – кишка тонка. Быть может, Рита и подарила бы ей что-нибудь из своих работ, но на это требуется желание, а его пока нет. Вот мой Сережа – он совершенно равнодушен к искусству, и если в моей квартире висят картины, то выбраны и куплены они исключительно мной. Конечно, много постеров – я не могу потратить крупные суммы на подлинники. Разве что потихоньку скупать работы местных художников в надежде, что они когда-нибудь станут известными и будут стоить огромных денег. В нашем городе только один художник будет стоить дорого, он и сейчас стоит дорого – это Рита Орлова. Но мне ее работы не потянуть. Если же представить, что я прошу, скажем, пятьдесят
6. Валентина
– Мне надо исчезнуть, – говорит Тимур, и сердце мое сжимается от страха. Я уже понимаю, о чем он хочет мне сказать. Дела совсем плохи.
– Надолго? – Я наливаю ему кофе и пододвигаю сахарницу. Глаза мои наполняются слезами, словно они все поняли раньше меня и заплакали.
– Может, навсегда. Альмире скажу все как есть. Сколько можно делать вид, что все хорошо? У нее все есть, и деньги тоже. В крайнем случае ей всегда помогут родители. У ее отца много денег.
Я не могла его спросить: что же это ты до сих пор не обратился к тестю, не попросил денег? И вообще, это как бы не мое дело, а их – семейное. Альмира – это семья, я – любовь.
– Как «навсегда»?
Мне хочется крикнуть: я как же я? Как же мы с тобой? Как я буду без тебя? Но вместо этого ртом хватаю воздух, мне дурно, кружится голова.
– Когда ты собираешься «исчезнуть»? – Я с трудом разжимаю челюсти. Мне трудно дышать.
– На днях. У меня остался месяц. Но за этот месяц ничего не изменится. Ничего. И деньги на голову не упадут. За этот месяц мне надо уладить все свои дела, объясниться с Альмирой. Я даже не буду возражать, если она выйдет замуж за Рената, моего брата. Он давно любит ее.
Я отреагировала на это странно: волосы на моей голове зашевелились, словно черви. Как у него все просто. Передать свою жену, как эстафету, брату – вот, мол, тебе моя жена, живите, плодитесь. Чтобы она осталась в семье и чтобы брат получил то, что хотел. Значит, и Альмира тоже для него – вещь? Как я для Сережи?
– Я могу продать дачу, она стоит два миллиона. Только никуда не уезжай. Или поедем куда-нибудь вместе, чтобы ты оторвался наконец от Альмиры, от своей семьи. Ты ведь любишь меня? Еще у меня есть драгоценности. Две машины.
– Не забывай, у тебя есть Сергей. Ты не сможешь ничего продать без его ведома.
– Я что-нибудь придумаю.
Тимур ушел, поцеловав меня на прощанье, и я представила себе, что он уходит от меня навсегда, что я никогда его не увижу. И мне стало так больно, так мучительно больно, что я сползла по стеночке вниз, на пол, легла на ковер и чуть не умерла от горя.
Сережа, вернувшись из Лондона, нашел меня совершенно больной, бесчувственной.
– Зая, я так соскучился по тебе, – сказал он, зарываясь лицом в свитер, который я не снимала с тех самых пор, как Тимур ушел, с тех пор, как меня не покидало чувство холода. Я лежала на диване, кутаясь в толстый плед, и никак не могла согреться. По телевизору показывали тяжелую любовную драму, и я, переживая за героев, которые напоминали мне нас с Тимуром, обливалась слезами. – Я люблю тебя, слышишь?
Но я не слышала его. Хотя таких слов он не произносил еще ни разу. Думаю, он просто пожалел меня. Он забрался ко мне под плед, обнял меня и принялся целовать мою шею, щеки, глаза. Это было так на него не похоже. Словно это вернулся Тимур, а не Сережа. Они как бы поменялись местами: Тимур ушел, как всегда уходил (уезжал, улетал) Сережа, а Сережа был со мной, он обнимал меня, как Тимур.
Разве могла я тогда подумать о том, что Сережа прощался со мной. Что он, сам того не осознавая, предчувствовал свою смерть, свой неожиданный уход. Молодой, красивый, сильный, щедрый, умный, жестокий, тихий, скромный авантюрист Сережа Минкин был подстрелен опытным и хитрым охотником, возможно, его должником, или, наоборот, это Сережа задолжал ему, охотнику, на порядок больше, чем ему самому и остальным задолжал Тимур. Из-за денег, я была уверена, только из-за денег убили человека, который при правильной расстановке сил и времени мог бы расплатиться и тем самым сохранить себе жизнь.
Уже на кладбище, закутанная во все черное (как недавно в теплый плед), я вдруг с ужасом начала вспоминать, сколько же молитв, сочиненных моими воспаленными мозгами, содержали в себе слова: «Господи, ну придумай же что-нибудь, чтобы я могла помочь Тимуру, чтобы он остался в городе, со мной». И теперь, глядя на то, как гроб с Сережей опускают в землю, я вдруг поняла, что своей смертью Минкин простил долг Тимуру. Больше того, теперь я могла, ни у кого не спрашивая, продать загородный дом на Волге, чтобы помочь Тимуру расплатиться с остальными долгами. Получалось, что Господь услышал мои молитвы, но рассудил по-своему, очень страшным образом.