Госпожа поневоле или раб на халяву
Шрифт:
— Плеток не держу, — я повернулась и пошла на кухню. — Зато есть чай, пирог и суп в холодильнике. Будешь?
— Буду. А что у тебя есть, типа плетки? — парень скептически оглядел меня. — Руками нужную норму боли ты мне до седьмого пришествия выдавать будешь.
— Давай решать проблемы по порядку, — я поставила суп в микроволновку и достала пирог. — Ешь и рассказывай, за каким пердимоноклем тебе занадобилась порка, если ты боль терпеть не можешь.
Жадно уминая пирог и только пальчики не облизывая, мое приобретение попыталось промычать что-то. Вышло не очень внятно. Но со второй попытки я смогла разобрать фразу:
— Для перевоспитания.
— О как, — я налила чай в две новые кружки, вздохнула, покосившись на осколки любимой, и отобрала у парня пригорелую до черноты корочку. — Не жадничай, еще есть. И что, ты такой невоспитанный, что тебя гоняют по городу голышом, чтобы кто-то согласился выпороть? Кто, кстати, гоняет, и что за аист такой настырный подкидывает тебя мне под дверь из любой точки города?
Меня вообще охватило какое-то необычайное спокойствие. Впрочем, я всегда была странная в этом плане. Там, где у нормальной бабы начнется истерика, у меня наступает эпоха ехидной невозмутимости.
Владис:
Организм настойчиво хотел есть… и спать… и радовался, что чистый… и… И еще я знал, что скоро этот проклятый миадерпиан снова зазвенит. Потому что моя норма боли и унижений за сегодня не получена.
Я поставил это изобретение светлых на стол и уставился на него. На шкалу. На обе шкалы. В минусе… Даже не на нуле. Марбхфхаискорт!
— Короче, женщина, ты сама в это вписалась, заключив контракт со Светлыми. Теперь я привязан к тебе, пока ты этот контракт не разорвешь.
Я бы с радостью не говорил ей об этом, попытался бы умолчать о возможности разрыва контракта, но у меня ничего не получилось. Намек на боль — и я сдался. Я правда устал. А тут меня покормили, вымыли, чаем поят. Я не хочу обратно, в их пресветлый Ад… И тем более я не хочу к их идеальному стражу, "взявшему на себя обязательство сделать из меня достойного для существования создания". Дьявол его раздери!
— Как тебя зовут, контракт? — со вздохом поинтересовалась мышь, тоже с интересом разглядывая миадерпиан. — И что у тебя за градусник?
Ну надо же! Она не стала сразу спрашивать, как разорвать контракт и избавится от меня надежно и навсегда. Может, пока отмывала, разглядела как следует? Ну естественно! Это ей просто воображения не хватало представить меня помытым и причесанным, чтобы оценить. А теперь… И, главное, сам ведь ей сейчас все и выложу, потому что промолчать на ее вопрос не могу, обмануть тем более, а если нагрублю…
Я опасливо скосился на шкалу миадерпиана. Она оставалась на старой отметке… Обе шкалы. Уф!
— Коротко Владис, — незачем ей мое полное имя знать, все равно не выговорит. — А это не градусник. Это миадерпиан, измеритель боли и унижения, марбхфхаискорт!
— Как-как? — удивилась она. — Ничего себе название. Нет уж, уволь, будет градусником, — мышь повернула прибор шкалой к себе и скептически хмыкнула. Потом посмотрела на меня.
Взгляд был спокойно-уверенный и немного ироничный. Все остальное надо было срочно приводить в порядок, если это реально, а вот взгляд у нее был вполне ничего. Только очки в квадратной темной оправе его портили.
— А теперь четко. Ясно. И по порядку. Кто ты, за что тебя так. Почему ко мне. Что за контракт.
И ведь не пошлешь… дьявол ее… Марбхфхаискорт! Сама ведь на такие мысли нарывается. Раскомандовалась тут!
— Контракт по передаче тебе меня.
Ну вот как тут сдержаться и про дуру не подумать?! Ведь при ней же и на ее глазах все происходило. Она пообещала меня перевоспитывать, денег даже их местных дала… надеюсь, много. Я должен много стоить! Глупое и невозможное подозрение, что меня продали за бесценок первой встречной, я отбросил сразу.
— Я — воин Тьмы. Попал в плен к Светлым. Они, вместо того чтобы меня убить, твари, черти их разорви, придумали эксперимент по перевоспитанию… Два уже провалилось. С твоим участием третий будет. А теперь, если ты не хочешь, чтобы миадерпиан снова зазвонил, самое время начать меня избивать, унижать и трахать. У тебя есть, — я задумался, прокручивая в голове времяисчисление этого мирка, — от силы полчаса. Тебе придется сильно постараться.
— Угу… — судя по взгляду, торопиться она никуда не собиралась. — Чаю будешь еще? Воин тьмы… Как интересно… С кем же ты воевал, что тебя перевоспитывать надо не в военно-патриотическом лагере, а как последнего шкодника, по заднице? А потом еще и в постели. Там тоже воевал, что ли?
Я аж дар речи потерял, только думал… много… и с ужасом смотрел, как мотает вверх и вниз столбики миадерпиана. Дьявол… Вниз их тянуло больше… Как заткнуть поток мыслей в голове?!
— Да как ты… Да как… Дур… Черт! Я откуда знаю, почему они решили, что это поможет?! — я от возмущения даже со стула соскочил, полотенце развязалось, поймал, завязал снова, успокоился немного… и, почему-то оправдывающимся голосом, уточнил: — Первую сотню лет меня в их патриотическом лагере держали. Ад Светлых. Ясно?!
— Не очень, — она все так же спокойно смотрела на меня. — Не стой на полу босиком, он холодный. Садись. Успокойся, а то вон температура в твоем градуснике падает чего-то. И постарайся объяснить внятно, какие именно твои качества таким способом исправляют. Я вообще впервые слышу, чтобы военных противников перевоспитывали унижением, поркой и сексом. Или ты, — она прищурилась, — на этом фронте как-то особенно отличился?
Решив про себя, что эта ехидная тварь просто надо мной издевается, а значит, я должен сохранять терпение и хладнокровие. Думать только о том, как я ей благодарен за еду, теплую ванну, ну и… за что я ей еще благодарен? А, к дьяволу ее пирог и чай, она выставляет меня полным идиотом и еще и наслаждается этим! А я тут должен о благодарности думать? Марбхфхаискорт!