Госпожа сочинительница (новеллы)

Арсеньева Елена

– Дашкова? – послышался голос Екатерины. – Ты с ума сошла, Катерина Ивановна. Да ведь Дашкова больна, в постели лежит.

Служанка что-то прошелестела.

– Ну хорошо, – встревоженно проговорила наконец великая княгиня, – ежели она не в себе, то приведи ее.

«Она своим ушам не верит, – поняла Катерина Романовна, – и не хочет при служанке открывать свое расположение ко мне! Иначе воскричала бы: „Ради бога, если это действительно Дашкова, ведите ее ко мне немедленно!“»

Служанка вышла из алькова, и в это время Катерина Романовна увидела, как его противоположные края раздвинулись и оттуда показалась фигура гвардейского офицера. Бросив на княгиню неприязненный взгляд,

офицер удалился. Дашкова в первую минуту была немало изумлена, однако тотчас догадалась, что ее подруга пытается обеспечить свою безопасность и держит при себе охрану.

Наивность великой княгини немало позабавила Катерину Романовну. Неужели какой-то офицер сможет сопротивляться наследнику престола, почти императору, если тот насильственно пожелает осуществить над супругою свои права или дерзнуть причинить ей иное зло? Нет, нужно действовать, немедленно действовать!

Она ворвалась в альков.

Екатерина Алексеевна уставилась на нее со странной улыбкою, которая сначала показалась Дашковой насмешливой, а потом – просто удивленной и растерянной. Только тут она вспомнила, что, одушевляемая своими великими замыслами, сорвалась с постели, не дав себе труда толком одеться: просто накинула на рубаху мужнин халат да шубу сверху. На босых ногах были валенки, на голове – платок.

– Милая княгиня, – наконец смогла разомкнуть уста Екатерина Алексеевна, – прежде чем вы объясните мне, что вас побудило в такое необыкновенное время явиться сюда, отогрейтесь. Вы решительно пренебрегаете своим здоровьем, которое так дорого мне. Катерина Ивановна, подай горячего вина княгине! А вы извольте сесть и укутать ноги одеялом, – приказала она, похлопав по краю своей постели.

– Нет нужды в вине! – пылко воскликнула Дашкова, сбрасывая валенки нога об ногу, легко вспрыгивая на постель, хватая горячие руки Екатерины Алексеевны своими, ледяными, и покрывая их тысячью поцелуев. – При настоящем порядке вещей, когда императрица стоит на краю гроба, я не могу больше выносить мысли о той неизвестности, которая ожидает вас с новым событием. Неужели нет никаких средств против грозящей опасности, которая мрачной тучей висит над вашей головой? Во имя неба, доверьтесь мне. Я оправдаю ваше доверие и докажу вам, что я более чем достойна его. Есть ли у вас какой-нибудь план, какая-нибудь предосторожность для вашего спасения? Благоволите ли вы дать приказания и уполномочить меня распоряжением?

Великая княгиня сделала попытку вырвать свои руки из рук Дашковой, да так и не смогла, а потому прижала их к своему сердцу:

– Я искренно, невыразимо благодарю вас, моя любезная княгиня, и с полной откровенностью объявляю вам, что не имею никакого плана, ни к чему не стремлюсь и в одно верю: что бы ни случилось, я все вынесу великодушно. Поэтому поручаю себя провидению и только на его помощь надеюсь.

Дашкова смотрела на ее растрепавшиеся волосы, на нежное, озаренное свечкой лицо. Она обожала Екатерину! Трепет, который воцарился во всем ее теле при виде обнажившихся плеч великой княгини, казался ей священным.

Ну да, она ведь смотрела на плечи будущей императрицы, где ж тут не вострепетать!

Ночь, проведенная на постели великой княгини за пылкими беседами о будущем, кончилась, увы, просто кошмарно быстро. С неохотою уходя, Дашкова вновь увидела того же офицера, который прошмыгнул в спальню Екатерины Алексеевны, дабы поскорее приступить к своим обязанностям охранника. Дашкова одобрительно кивнула такой ретивости, но усмехнулась: конечно, у великой княгини много друзей, однако никто из них не додумался до того, до чего додумалась подруга!

Спустя

пять дней императрица Елизавета Петровна покинула сей мир. Тело ее стояло не погребенным в церкви шесть недель; около него попеременно дежурили статс-дамы. Екатерина Алексеевна, как из-за чувства искреннего уважения к памяти своей тетки и благодетельницы, так и желая возбудить к себе внимание со стороны общества, навещала прах Елизаветы каждый день. Иначе вел себя Петр Федорович. Он редко заходил в похоронную комнату, а если и бывал, то как будто для того, чтобы показать всю свою пустоту и презрение к собственному достоинству. Он шептался и смеялся с дежурными дамами, передразнивал священников и замечал недостатки в дисциплине офицеров и даже простых часовых, недостатки в одежде, в повязке галстуков, в объеме буклей и в покрое мундиров. И грозил, что все переделает по образу и подобию прусской армии!

Это следовало ждать скоро.

Петр Федорович был коронован и сделался Петром III. Русские офицеры перерядились в желтые голштинские мундиры. Культ Пруссии воцарился при дворе. Новый государь не стыдился во всеуслышание вспоминать, как во время войны с Пруссией они с Волковым, главным секретарем Верховного совета, постоянно парализовали силу секретных распоряжений Елизаветы, отдаваемых армии, переправляя копии их прусскому королю. Император, не замечая общего изумления, с гордостью вспоминал о том, как дружески служил явному врагу своей страны.

Среди новых придворных изменений европейская мода делать реверансы заменила русский обычай кланяться в пояс. Попытки старых барынь пригибать колени согласно с нововведением были очень неудачны и даже смешны. Император находил в этом особенное для себя удовольствие. Чтобы посмеяться, он довольно регулярно ходил в придворную церковь к концу обедни и в голос хохотал, глядя на гримасы и ужимки приседающих перед ним дам.

Великая княгиня Екатерина Алексеевна сделалась теперь императрицею, однако всем известно было, что звание сие лишь номинально. Петр не скрывал ненависти к жене, а как-то раз, стоило княгине Дашковой у него появиться, впрямую завел разговор о том, что он намерен лишить Екатерину трона и возвести на ее место Романовну, как он называл сестру Дашковой – Елизавету. И предостерег недвусмысленно:

– Придет время, княгиня, когда вы раскаетесь за всякое невнимание, оказанное вашей сестре. Поверьте мне, я говорю ради вашей же пользы. Вы не можете иначе устроить вашу карьеру в свете, как изучая желания и стараясь снискать расположение и покровительство ее.

Катерина Романовна поняла, что беды клубятся не только над головой обожаемой ею особы, но и над ее собственной. Она почувствовала себя невыразимо одинокой. Сестра – враг ее, дядюшка Михаил Илларионович тоже служит новому императору. Да и муж в числе его ближайших друзей! Глупости и болтливости мужа своего она опасалась очень сильно. Именно от князя Дашкова император узнавал о крепнущей дружбе Катерины Романовны и Екатерины Алексеевны. Воистину мужчинам нельзя довериться ни в чем!

Однако Дашкова вновь недооценивала Провидение и его помощь себе, его явной любимице.

В январе 1762 года во время гвардейского парада какой-то полк проходил ко дворцу. Император, заметив его неправильный марш и вообразив, что им командует князь Дашков, подбежал к нему и в свойственном ему духе грубого сержанта выругал за этот проступок. Непричастный к конфузии Дашков почтительно защищал себя, но, когда император снова стал обвинять его, он, естественно, разгоряченный и встревоженный последним выговором, где затрагивалась его честь, ответил так энергично и жестко, что Петр III немедленно дал ему отставку…