Гостеприимная Арктика

Стефанссон Вильялмур

Предложенное мною нововведение, как водится, не встретило одобрения со стороны остальных участников экспедиции. В Номе у меня было несколько саней с днищем индейского типа, но в южной партии экспедиции и на «Карлуке» эти днища за время моего отсутствия были сняты, так как их признали бесполезным грузом. Готовясь к моему ледовому путешествию, я снова водрузил днища на сани, но это были как раз те, которые остались у Уилкинса, когда он был неожиданно разлучен с нами. Те сани, которые остались у нас, были обычного, принятого в Номе типа. Неудивительно поэтому, что в моем дневнике за этот период не раз встречаются жалобы на то, что у нас нет саней индейского типа. Наш опыт привел и моих товарищей к твердому решению не предпринимать впредь ни одной экспедиции

без подобных саней.

15 июня глубина уменьшилась до 350 м, появились подорожники, чайки, а несколькими днями позже — гаги и дикие утки.

22 июня промеры показали всего 50 м. С небольшого возвышения в том месте, где производился промер, я смотрел на высокий торос, находившийся за тянувшимися на протяжении полумили ровными льдами, и между его зубцами увидел что-то темное и однообразное по очертаниям, что, на мой взгляд, несомненно было землей, свободной от снега.

Стуркерсон и Уле стояли возле собачьей упряжки, и я позвал их на вершину тороса. Но мы так часто принимали за землю то торосы грязного льда, то нависшие густые клочья тумана, что оба мои спутника стали скептиками. Уле допускал, что «видит нечто черное, может быть, и землю», но Стуркерсон, вероятно, чтобы оберечь себя от разочарования, утверждал, что не видно ничего такого, чего мы не видели бы и раньше. Чтобы удостовериться, мы быстро пробежали полумильное расстояние до высокого тороса, между выступами которого была нами замечена темная линия; но на востоке внезапно поднялся туман, как это часто бывает в Арктике, и все в этом направлении приняло однообразный белый цвет.

Как раз около тороса была полынья, которую мы перешли по льдине, лежавшей поперек. Мы утомились и сделали привал, но раньше, чем лечь спать, я произвел промер, показавший 30 м.

На следующее утро я встал рано и уже смог записать в дневнике: «Перед нами, несомненно, земля, она состоит из трех холмов, из которых два северные, по-видимому, соединены между собою, а может быть, и с южным. Пеленг на северный край составляет 17° на северо-запад, а пеленг на южный край — 5° на северо-восток. Расстояние от нас до земли не меньше 10 миль, а может быть, и гораздо больше».

Тем, кто не задумывался над особенностями компаса, может показаться странным, что земля, лежащая к востоку, находится в 17° к северо-западу по компасу. Это объясняется тем, что магнитная игла указывает не на Северный полюс, который всегда находится к северу от нас (за исключением того случая, когда мы стоим на самом полюсе), но поворачивается приблизительно по направлению к магнитному полюсу, находящемуся в какой-то еще не установленной точке, поблизости от полуострова Боотия-Феликс на северо-востоке Канады. Только для немногих точек земного шара верно утверждение, что игла указывает на Северный полюс. На Земле Бэнкса, говоря «точно», а не «по компасу», она была направлена на юго-восток.

В течение нескольких дней, раньше, чем мы смогли ясно разглядеть то, что оказалось Норвежским островом, мы наблюдали в восточной части неба странный розовый отблеск. Мы думали, что это отражение увядшей травы, покрывавшей холмы Земли Бэнкса, но на самом деле причина этого явления была другая. Когда мы вступили на береговой лед, около 20 миль от берега, то заметили, что снежные сугробы имели странный розовый оттенок, иногда переходивший в красный; этот цвет ему придавала микроскопическая водоросль. Вот этот-то «красный» снег и давал розовый отблеск на небе.

Интересно отметить, что это растение лучше развивается на северной стороне снежных сугробов, где солнце меньше всего греет и где снег остается оледеневшим в то время, когда на другой стороне того же сугроба он уже тает. Говорят, что иногда на снегу в горах количество этой водоросли так велико, что снег сохраняет свой розовый оттенок, даже когда его берут в руки; но там, где мы проходили, розовый цвет был заметен только на расстоянии нескольких метров, яснее же всего в 30 или 40 м; при приближении снег снова принимал свой белый цвет, лишь слегка грязноватый.

Нас несколько удивило, что лед здесь доходил до дна, хотя глубина в этом месте достигала 39 м. Замерзание морской воды само по себе на какой бы то ни было широте не дает льда толще 2–3 м, но в результате его сдвигов под давлением, как мы уже говорили в другом месте, он может достигнуть любой толщины. На западном берегу Земли Бэнкса чаще, чем где бы то ни было, наблюдается такое сильное сжатие, что торосы вздымаются на 20 и больше метров над водой, в то время как основанием они упираются в дно, на 40 м ниже поверхности воды.

Впервые мы увидели землю на расстоянии около 20 миль. Эта часть пути была для нас очень тяжела. Иногда мы переходили вброд, погружаясь в воду по самую грудь, а собакам приходилось пускаться вплавь, и сани плыли за ними подобно бревну, буксируемому по реке. Но еще хуже было, когда миниатюрные озера на поверхности льда оказывались наполненными не только водой, но и рыхлым снегом. Хотя ноги доставали до дна, переход вброд был невозможен, а собаки не могли ни идти, ни плыть. В таких местах приходилось по нескольку, раз ходить взад и вперед, чтобы проложить канаву, через которую один из нас мог провести упряжку, в то время как другие два товарища подталкивали сани сзади. При самых напряженных усилиях мы подвигались всего на 6 миль в день.

Наш первый сон на берегу был необычайно спокоен. Непривычно было ощущение комфорта и безопасности, которого мы не знали в течение 90 дней. Никакой дрейф не мог отнять у нас пройденного за день пути; никакая трещина не могла открыться под нами; ни одна льдина не могла повернуться на ребро и сбросить нас в воду. Последующие годы приучили нас больше доверять морскому льду, но чувство облегчения и уюта, которое мы переживали после первого ледового путешествия, не поддается описанию. Помимо неуверенности в том, удастся ли нам достигнуть Норвежского острова вовремя, чтобы встретиться с «Полярной Звездой», в самой глубине души у нас таилось сомнение, суждено ли нам вообще достигнуть земли. Как ни сильна вера в какую-либо теорию, человеческой природе свойственно сомневаться в возможности совершить что-либо такое, что никем еще не было совершено. Мы сами несколько прониклись тем скептицизмом, с которым все население побережья Аляски, как белые, так и эскимосы, отнеслось к возможности пройти по морским льдам 500 или 600 миль на северо-запад, к Земле Бэнкса. Три месяца нас даже во сне не покидало сознание, что наши постели дрейфуют, хотя непосредственно мы этого не ощущали. Иногда дрейф благоприятствовал нам, иногда вредил, но на наших блуждающих льдинах, то приближавших нас к нашей цели, то удалявших от нее, нас никогда не оставляла настороженность азартного игрока. Теперь мы спали на земле, и ощущение безопасности было для нас как бы пуховой периной.

ГЛАВА XX. ДОСТИГЛИ СУШИ

Мы вышли на землю 25 июня 1914 г. в 8 часов 10 минут вечера, через 96 дней после того, как оставили берег Аляски. Если измерить по карте, пройденное расстояние составляло немного больше 500 миль, а по астрономическим данным, принимая во внимание неблагоприятный для нас дрейф, мы прошли около 700 миль. Но считать ли 500 или 700, — трудность нашего пути измерялась не количеством пройденных миль. Если бы какая-либо партия исследователей предпринимала ежегодно в течение 10 лет такое путешествие, снаряженная подобно нам, но выходя на месяц-полтора раньше, чем вышли мы, то я уверен, что оно успешно осуществилось бы девять раз из десяти и потребовало бы вдвое меньше времени, чем потратили мы; наши затруднения обусловливались не расстоянием, а теплой погодой и связанной с нею подвижкой льда и ненадежными ледовыми мостами, которые, медленно формируясь, соединяли ледяные поля, разбитые бурями. Если бы нам предстояло совершить наше путешествие вторично, мы вышли бы из Аляски, кроме того, и с меньшим грузом, основываясь на этот раз уже не только на чистой теории, но на теории, проверенной опытом, и зная, что в арктических водах мы найдем и пищу и топливо.