Гостиница тринадцати повешенных
Шрифт:
Паскаль стал серьезным.
– Боится лишь тот, сударыня, – сказал он, – кто прячется, как вы. Я зовусь охотником на негодяев; вот почему мне так хочется увидеть вас в лицо!
– Так смотрите же, и горе вам, заставившему меня нарушить данную клятву!.. Горе тем, кто вам покровительствует, охотник на негодяев!
Резким движением Татьяна сорвала маску и отбросила в сторону.
Ни крика, ни возгласа, ни шепотка ни вызвало сие действо, которое, однако, явило на свет прелестные черты!
Дело в том,
Даже Паскаль Симеони на секунду окаменел перед этим подобием лица Медузы.
Но он быстро пришел в себя.
– Довольно! – сказал он, поднимая руку. – Вы свободны, сударыня, но теперь, когда я знаю вас в лицо, будьте осторожны и вы!
Жан Фише отступил в сторону.
– До свидания! До свидания, охотник на негодяев! – пронзительно прокричала Татьяна, бросившись прочь из хижины.
Тройка исчезала вдали, но Татьяна продолжала кричать: «До свидания! До свидания, охотник на негодяев!»
– Может, и не стоило мне так злить эту тигрицу!.. – задумчиво пробормотал искатель приключений. – А, да ладно! – заключил он после минутного молчания. – Если у нее есть когти… мы их обрежем… если у нее есть зубы… мы их вырвем.
Глава VII
О влюбленной женщине, которая требовала от своего возлюбленного не любви, но кое-чего другого
В тот же день, когда происходило вышеописанное происшествие на дороге, часов около девяти вечера, Анри, граф де Шале, о котором уже так много упоминалось в предыдущих главах, явился в особняк своей возлюбленной, герцогини де Шеврез.
Эта герцогиня де Шеврез – весьма примечательная в истории личность. Ее жизнь побуждала взяться за перо многих романистов и драматургов. Один талантливый писатель в нескольких строках очертил ее портрет таким образом: «Выйдя первый раз за коннетабля де Люиня, она украсила этот брак тысячью измен, которые, впрочем, ускользали от рассеянного внимания сего государственного мужа, занятого более своим богатством, нежели своей честью. Сделавшись герцогиней де Шеврез, она не более стала уважать супружеские права знаменитого семейства Гизов, и, к счастью, второй ее муж оказался еще рассеяннее прежнего. Герцог де Шеврез был весь поглощен честолюбием, которое делало его беспечным ко всем прочим интригам на свете».
Верен ли этот портрет? Во-первых, что до честолюбия, то мы полагаем, что герцогиня де Шеврез ни в чем не уступала своему второму мужу, хотя, надо сказать правду, сердце у нее всегда преобладало над головой. Она обожала королеву Анну Австрийскую, свою королеву, как она называла ее в дружеских излияниях, и неоднократно доказывала ей свою преданность самым блистательным образом. Что же до ее ветрености… увы! Будучи столь красивой, остроумной и вместе с тем столь высокопоставленной, она, конечно, в одних возбуждала зависть, в других – ненависть, вследствие чего и судили ее, может быть, слишком строго, преувеличивая ее недостатки.
Конечно, мы
Итак, читатель, с вашего позволения мы забудем недостатки Марии де Шеврез и станем припоминать только ее достоинства.
Анри де Шале ввели в очаровательный будуар герцогини, уставленный растениями и цветами, украшенный гербами и девизами, что соответствовало требованиями моды того времени. Мария сидела в кресле, подперев свою очаровательную головку рукой.
Она пребывала в такой глубокой задумчивости, что не слышала входящего с докладом слуги и даже графа заметила не ранее, как тот совсем уже подошел к ней.
– А, это вы, Анри! – вскричала она с очаровательной улыбкой.
– Вы витали в облаках, – сказал он, поцеловав ее руку. – Я заставил вас спуститься на землю!
Она посмотрела на него с нежностью.
– Вы отлично знаете, – произнесла она, – что мои мысли всегда с вами. Стало быть, если я и витала в облаках, то вы были со мной.
Он опустился на стул с той бесцеремонностью, которая ясно свидетельствовала о том, что он и тут чувствует себя, как дома.
– Уф! – вздохнул он. – Как я устал!
– Что же вы такое делали, что так устали?
– Э! Почем мне знать? Начнем с того, что утром я фехтовал с королем.
– Ах! Так вы сегодня видели короля?
– Всего лишь несколько минут. Он был в несноснейшем расположении духа из-за того, что никак не мог затвердить на своей трубе нового марша, который принес ему Басомпьер… поэтому, как только представился случай, я сразу же улизнул… Его высочество ожидали меня с графом де Рошфором и маркизом де Пюилораном; мы позавтракали все вместе, а затем верхом отправились в Венсенский лес. Да, скажу, между прочим, со мной случилось там происшествие, которое ужасно насмешило его высочество.
– Полноте! И что же это за происшествие?
– Да в нем нет ничего такого уж занимательного! Представьте себе: у дверей кабака, у которого мы остановились выпить прохладительного…
– Прохладительного, в такой-то холод?
– О, мы так хорошо позавтракали, что нам не было холодно… Напротив!
– Понимаю! Вы были немножко пьяны – его высочество, эти господа и вы.
– О, Мария! Фи! Какие выражения вы употребляете! Мы были немного… немного веселы, не более того. Полноте! Мы ведь дворяне, а не мужланы какие-то, чтобы напиваться!
– Однако продолжайте, господин главный гардеробмейстер его величества. Что же с вами приключилось у дверей кабака?
Ирония, сдерживаемая в словах, проглядывавшая в тоне, поразила бы и самого недогадливого. Анри де Шале закусил губу и, устремив на свою возлюбленную огорченный взор, не без досады произнес:
– Что ни говорите, Мария, а мне не следовало прерывать ваших мечтаний, если вы меня так жестоко наказываете за это.
Герцогиня сделалась серьезной.
– Я вас наказываю! А позвольте узнать, господин граф, каким это образом? – возразила она.