Гостиница

Васильев Владимир Германович

Над ним сиял синий треугольный лоскут неба. Перед ним раскинулся поросший сочной травой и цветами луг. Приветливо ворошил бороду ветерок… Ему стало покойно и он ощутил, что ЭТО ЕГО МИР.

Тогда он упал в траву и попытался обнять руками и собой все-все, что здесь есть. Пахло чем-то родным и теплым. Он почувствовал, как кто-то отвечает на его объятия и закрыл глаза… Он словно бы впитывался куда-то, растворялся в чем-то до тех пор, пока не ощутил леса на своем теле – словно волосы, покрывающие его, горные системы – словно мышцы, пока не услышал биения пылающего в недрах ядра-сердца…

По его пересохшим губам пробежал ручеек – чистый,

свежий и сладкий. И тогда он, утолив жажду после долгой дороги, понял, что просто вздремнул, а теперь снова надо кормить растения, давать приют всему, что неприкаянно движется, держать в берегах реки, ручьи и океаны… Да и поболтать с Ветром между делом… И, вообще, мало ли забот у Почвы Мира!..

– Эй, где тебя носит, “бездомная лира”?! – добродушно со сна пророкотал Вулкан.

– Во сне или в смерти -

Разлука всегда есть разлука…

Мгновение – вечность!

Держите покрепче друг друга.

Никто не ответит,

Случится ль за вечностью встреча…

Любите друг друга!

Молю вас, любите покрепче!.. – Выдохнул где-то совсем рядом Ветер. И было похоже, что ему известно нечто о том, что находится за пределами этого мира…

6. Эпилог

“Ты, читающий эти строчки,

уверен ли ты, что понимаешь мой язык?”

Х. Л. Борхес. Вавилонская библиотека

Ветер был нетерпелив и не слишком аккуратен, оттого совершенно неприлично растрепал когда-то аккуратненькую белую Тучку, столь неосмотрительно доверившую ему свою драгоценную персону. Он нес ее в морозной высоте идеально чистого утреннего Неба, озабоченного извечной проблемой, как сохранить и углубить чистоту свою. Как это, право же, трудно, когда столько живого вдыхает и выдыхает… неизвестно что, а эти неряхи-ветры поднимают пыль и мусор, а громилы-вулканы закоптили и заплевали все поднебесье дымом и пеплом…

А Ветер знай себе крутился вокруг Тучки и насвистывал свою дурацкую песенку без начала и конца.

Внизу раскачивали густыми кронами Леса. У них своих забот тоже полон рот. Вряд ли они станут так уж внимательно рассматривать маленькую Тучку. Но Тучка-то себя маленькой вовсе не считала!..

Впереди давно уже сверкал в косых лучах восходящего солнца умопомрачительно прекрасный Пик Одиночества, сотворенный Древними еще в Эпоху Разделенных Миров.

Тучке, несмотря на все ее старания, никогда не удавалось достичь той фантастической белизны, какой поражал этот пик. Хотя, возможно, все дело в эмоциональном восприятии этой белизны?..

Они летели именно туда. Давно собирались, но не наступал их срок. Полетом к Пику Одиночества завершалось детство, и начинался бесконечный Путь Становления. Наконец, срок подошел, и они полетели. Конечно, можно было мгновенно телепортироваться, но это было бы так скучно.

Неподалеку от Пика зеленая поверхность вдруг вздыбилась, будто волны зеленого прибоя ринулись на исполинскую скалу.

Тучка

аккуратно прижалась к казавшейся бесконечной идеально гладкой поверхности Пика Одиночества и вдруг ощутила, что ей почему-то хочется плакать. Она сконденсировалась в капельки и, не размазываясь, ибо гладкая поверхность Пика не смачивалась, понеслась к подножию. Ветер свистел рядом и ловко подхватил капельную россыпь, когда она сорвалась с козырька над прозрачным основанием Пика Одиночества, плавно переведя стремительную траекторию капелек во взвешенный их полет. По мере того, как капельки опускались на поросший травой и цветами громадный луг перед Пиком, они преображались в белокурую девочку-девушку в белом платьице, словно слепленном из лепестков ромашек. Ветер бережно опустил ее босыми ногами в траву, хотя при этом, негодяй этакий, растрепал ее цветочное платьице, разумеется, созданное ее фантазией, а не из настоящих лепестков. Потом он полетал по лугу, наводя шороху на зеленые волны, скрывающие в себе что-то, и, ударившись оземь, обернулся растрепанным черноволосым юношей с хитрыми раскосыми глазами, пребывающими в вечном движении, впрочем, как и сам он.

Юноша был абсолютно гол. На что Девушка презрительно поджала губки, мол, фи, какая убогая фантазия.

– Подумаешь! – передернул плечами Юноша и напялил на себя набедренную повязку из кожи ежа.

– Хи-хи! – прыснула Девушка. – Как ты ходить-то будешь?

– А это не лесной, а морской еж, – отмахнулся Юноша. – Он мягкий, как твои щечки.

Девушка замахнулась на него, пытаясь шлепнуть, но Юноша сделал сальто и, дурачась, покатился по траве.

– Ну, и оболтус же ты, Ветер, – возмутилась Девушка. – Ты что, забыл, зачем мы здесь?

– А ты зануда, – показал ей язык Ветер. – Я прекрасно помню, зачем мы здесь, и кое что уже разведал…

– Например?

– Например, где Город…

– А действительно, где Город? – осмотрелась она по сторонам, но кроме странно крутых холмов, поросших густой растительностью, ничего не заметила. Разве только, что все эти холмы были примерно одинаковой формы и высоты. А на вершины их словно бы наброшено зеленое покрывало из вьющихся растений. Оно провисало между вершинами, не разрываясь, отчего создавалось ощущение волнистой поверхности.

– А это и есть Город, – широким жестом указал Юноша окрест.

– Ох, – испугалась Девушка, поняв, что ее спутник не ошибается. – Но ведь в нем когда-то должны были жить люди! А там так тесно и мрачно…

– Может быть, при них там было светло и свободно? – пожал он плечами, тоже плохо представляя, как можно было жить меж этих холмов-близнецов. Сам он зачах бы без простора… – Пойдем посмотрим, – решительно предложил Ветер и протянул руку.

Девушка мягко опустила свою ручку в большую ладонь. И они, пройдя луг, вошли под арку между двумя ближайшими холмами.

Под ногами пружинил ковер из тысячелетних отложений опавших листьев. Пронзительно свистя, метались в дневном сумраке летучие мыши, насыщаясь звенящими в сжатом пространстве насекомыми. Сквозь густые переплетения стелющихся стволов проглядывала замшелая каменистая поверхность.

– Это место не для меня, – поморщилась Тучка.

– Да уж, тут только сквознякам раздолье, – мрачно согласился Ветер. – Ветру здесь делать нечего…

И вдруг лиственный ковер кончился, и у ног путников открылся отвесно уходящий вниз обрыв. А дальше… Они буквально оцепенели от того, что им открылось дальше…