Государево око. Тайная дипломатия и разведка на службе России
Шрифт:
Продолжая прежний образ жизни, Анкудинов совершил растрату в 100 рублей, сумму достаточно внушительную по тому времени. Чтобы избежать наказания, Анкудинов и Конюхов решили бежать из страны, предварительно ограбив на 200 рублей царскую казну. В ночь перед побегом Тимофей Анкудинов поджег свой собственный дом, из которого предварительно отвез на двор к своему другу из Разбойного приказа Ивану Пескову малолетних детей, сына и дочь. В пожаре погибла жена Анкудинова. Долгое время думали, что он тоже сгорел. Тем временем, Анкудинов вместе с Константином Конюховым бежал за литовский рубеж. Достигнув проселочными дорогами Новгород-Северска, беглецы пробрались отсюда в Краков, где Анкундинов был представлен польскому королю Владиславу под именем Ивана Каразейского, воеводы вологодского и наместника Перьми Великой. Конюхов назвался его слугой под фамилией Конюховский.
Из Литвы самозванец со своим слугой отправился
423
Русский биографический словарь. T. II. СПб., 1900. С. 153.
Здесь уже второй год шла война украинского народа против Польши. Еще 8 июня 1648 г. Хмельницкий написал письмо Алексею Михайловичу о желании всей запорожской армии признать царя своим защитником [424] . Однако просьба Хмельницкого осталась без ответа, поскольку пришла в самый разгар народного восстания в Москве: 1 июня 1648 г. «простой народ» хотел подать челобитную «на неправды и насилия», чинимые боярами, царю Алексею Михайловичу. Но стрельцы стали разгонять челобитчиков плетьми. В ответ в стрельцов полетели камни. На следующий день во время крестного хода толпа народа окружила царя и вручила ему челобитную. Народ требовал немедленно выдать особенно ненавистных ему притеснителей: бояр Плещеева, Траханиотова, Морозова.
424
Вернадский В. В.Указ. соч. С. 408.
Попытки бояр успокоить восставших ни к чему не привели. На сторону народа перешли стрельцы, были разгромлены дома окольничего Траханиотова, возглавлявшего Пушкарский приказ, купца Василия Шорина и др. Восстание разрасталось с каждым днем, и вскоре Москва оказалась фактически в руках восставших. Слухи о восстании в Москве быстро распространились по всей России. Народные выступления начались в Козлове, в Сольвычегодске, Курске. Осенью 1648 г. произошли волнения в Чугуеве, Томске, Нарыме и других городах. Волнения из городов перебросились в деревню. В январе 1649 г Земский собор принял «Соборное Уложение», которое оформило в России крепостное право. Началась новая волна выступлений. Крестьяне бежали от своих помещиков к казакам на Дон и на Украину. В 1650 г. вспыхнули восстания в Пскове и в Новгороде. Народные выступления не затухали вплоть до начала 60-х гг. XVII в.
Появление самозванца в такой сложной внутриполитической обстановке в России представляло прямую угрозу Русскому государству. К известию о том, что Богдан Хмельницкий предоставил убежище претенденту на московский трон, в Москве отнеслись весьма настороженно. Теплый прием, оказанный Хмельницким Анкудинову, можно объяснить желанием гетмана оказать давление на Москву и добиться от нее помощи в борьбе с Польшей. Не исключено, что Хмельницкий, ища поддержки у Москвы, одновременно готовился к действиям против нее в том случае, если никакой поддержки не будет оказано [425] . Московское правительство, получив от русских купцов известие о местонахождении самозванца, обратилось к польскому правительству с просьбой выдать Анкудинова.
425
Там же. С. 415.
Польский король, заинтересованный на тот момент в дружбе с Россией, потребовал от Хмельницкого выдать его московским послам. Хмельницкий вначале ответил королю, что Анкудинова на Украине нет, распорядившись, тем временем, перевести его из Лубен в Киев, а потом в Черкассы. Затем гетман стал говорить, что «у нас здесь то же, что на Дону: кто откуда ни придет — выдачи нет».Наконец Хмельницкий пообещал прислать «вора Тимошку» к русскому государю со своими посланцами. Московское правительство направило к Богдану Хмельницкому посла Петра Протасьева, чтобы он арестовал и привез самозванца в Россию. Однако в Чигирине Протасьев получил от гетмана только «поимочный лист». Сам самозванец уже покинул Украину. От московских купцов в Стокгольме стало известно, что Хмельницкий снабдил Анкудинова особым рекомендательным письмом к князю Ракоци и направил его в Трансильванию. Хмельницкий просил Ракоци использовать Анкудинова как посредника в переговорах со Швецией об оказании помощи в войне против Польши.
В 1650 г. с рекомендательным письмом от Ракоци Анкудинов появился в Стокгольме. В Швеции самозванцу был оказан радушный прием. Анкудинов нашел покровителей среди государственного канцлера Оксенстиерна и секретаря иностранных дел Розенлиндта, которые добились для самозванца аудиенции у королевы Христины. Русские купцы в Стокгольме сообщили в Москву о прибытии «Тимошки» в Швецию. Московское правительство направило в Стокгольм подьячего Якова Козлова, но Анкудинова там уже не было. Он с разрешения властей обосновался в шведской Лифляндии, откуда иногда выезжал в немецкие вольные города и княжества. Самозванец стал особенно опасен в 1650 г., когда, узнав о восстании в Пскове и Новгороде, попытался установить связь с восставшими из Риги. Москва слала в Швецию одного гонца за другим, настойчиво требуя выдать самозванца, но Оксенстиерн и Розенлиндт усердно защищали Анкудинова.
В 1652 г. русские купцы без помощи шведского правительства попытались задержать «вора Тимошку». Несколько новгородских купцов во главе с Иваном Тетериным и Максимом Воскобойниковым захватили самозванца в Ревеле [426] . Купцы передали Анкудинова в руки шведского губернатора Эрика Оксенстиерна, но шведы дали самозванцу уйти. Русскому посланнику дворянину Челищеву в Ревеле выдали только Конюхова, который был отправлен в Москву. После этого к поиску и поимке Анкудинова московское правительство подключило находившегося на русской службе дипломатического агента англичанина Джона Гебдона, который был послан в Голландию. Проезжая через Ригу, Гебдон узнал, что «Тимошка» скрывается в Данциге. Он сообщил об этом в Москву, откуда пришел приказ схватить Анкудинова.
426
Курц. Б. Г.Состояние в России в 1650–1655 гг. по донесениям Родеса. М., 1914. С. 73.
Однако покровители Анкудинова — лютеранские священники — перевезли его в Любек, а оттуда в Гамбург. Джон Гебдон преследовал его по пятам. Анкудинов попытался скрыться сначала в Амстердаме, а затем во Фландрии, но Гебдон выследил его и там. Из Амстердама самозванец направился в Лейпциг, а затем в Виттенберг. Отсюда Анкудинов приехал в город Нейштадт, находившийся во владениях герцога Голштинии Фридриха. Здесь его и подкараулили двое граждан города Любека — Гуго Шокман и Ян фон Горн. Они схватили самозванца и выдали его Фридриху, который заключил Анкудинова под стражу. Заинтересованные в торговых льготах в Новгороде и Пскове, купцы дали знать об этом новгородскому купцу Петру Микляеву, уполномоченному московским правительством добиваться от европейских монархов и князей выдачи самозванца. Не возражал против выдачи Анкудинова русским властям и Фридрих. В 1634 г. его послы Крузиус и Брюгеман самовольно заключили в Москве чрезвычайно выгодный для русской стороны торговый договор, который Голштиния отказалась ратифицировать. Россия была заинтересована в договоре, все подлинные акты о котором остались в Москве. Фридрих согласился выдать самозванца в обмен на все подлинные документы, касавшиеся договора.
Посольский приказ направил к Фридриху своего представителя Василия Шпильку, который хорошо знал самозванца. На очной ставке Анкудинов попытался уйти от ответа, утверждая, что не знаком с Василием Шпилькой и что царские грамоты о его выдаче поддельные. Однако под давлением неопровержимых улик самозванцу пришлось во всем сознаться. Голштинское правительство, заинтересованное в льготной торговле с Россией, не стало его защищать и выдало Москве. По дороге в Травемюнде, где он должен был быть посажен на корабль, Анкудинов попытался покончить с собой. Он «нарочно выбросился из повозки, упал на голову и подвалился под колесо, надеясь так покончить с собою».Но эта попытка не удалась, и Анкудинов в целости и сохранности был доставлен в Россию. «В общем, он был все время довольно весел, вплоть до приезда в Новгород, здесь он начал печалиться и уже от Новгорода до Москвы не желал ни есть, ни пить».