Государственная дума и февральская 1917 года революция

Михаил Родзянко

"Государственная дума и февральская 1917 года революция"

о книге М.В.Родзянко

Никто не устраивает революцию, и никто в ней не повинен. Виновны все.

Талейран.

С записками Михаила Владимировича Родзянко, с его лиловыми тетрадями, мелко исписанными им самим или под его диктовку, - я познакомился еще при его жизни.

М.В. передал их мне для подготовки к изданию: он видел, что даже после всего пережитого в широких массах русских людей мало и плохо ознакомлены с событиями, предшествовавшими революции. М.В. испытал это на себе, вернее, испытывал до последних дней своей жизни. В период добровольчества и после - в эмиграции - озлобленные, нечестные и просто сбитые с толку своими несчастиями люди бросали Родзянко тяжкое обвинение, что это он "возглавил

Записки М.В., с беспристрастием летописца излагающие ход политической жизни в России за последние пять лет до момента революции, - лучший ответ на все эти обвинения. Они же, эти записки, вскрывают и безысходную трагедию Родзянко.

Ему, убежденному монархисту, выросшему в глубоком уважении к достоинству Царя, невыразимо тяжко было сознавать, что он должен осуждать действия Монарха и бороться с его распоряжениями для пользы его же самого и родины, которую Николай II, не сознавая, увлекал в пропасть.

Камер?паж при Императоре Александре II, офицер кавалер?гардского полка, предводитель дворянства, камергер, пропитанный монархическими идеями по воспитанию, положению и среде, в которой жил, - становится свидетелем, как приближенными Царя и его министрами эта идея приносится в жертву своекорыст? ным интересам карьеры, выгоды и обогащения. Как Председатель Думы, как представитель народа, он считал преступным скрывать от Царя истину, как бы жестока она ни была. Широко пользуясь правом доклада, он до последних дней с упорством, пренебрегая оскорблениями, наносившимися его самолюбию, старался открыть глаза Николаю II на настоящее положение, но редко когда в этом успевал. Другие влияния, безответственные, шедшие не наперекор, а угождавшие настроениям, неизменно брали верх. Во время войны, когда все усилия должны были быть сосредоточены на помощи фронту, - министры царского правительства и дворцовые круги вели борьбу не с врагом, а с народным представительством и общественными организациями. Ходом этой борьбы Председатель Думы выдвигается на первое место. После военных неудач 1915 года на промышленных съездах он провозглашает лозунг "все для войны" и добивается учреждения Особого Совещания по обороне. После, когда начался развал тыла, союзы земств и городов, земские и дворянские собрания и даже совет объединенного дворянства через Председателя Думы подают свой голос, предупреждающий, что "Родина в опасности" и что надо призвать к власти людей, пользующихся доверием страны. Родзянко в этом неоднократно доводит до сведения Государя - но опять напрасно.

К Председателю Думы обращаются офицеры и генералы с фронта тоже с самыми тревожными предупреждениями; к нему приезжают великие князья, брат Государя просит его как человека, "которому все доверяют", предупредить бедствие, надвигающееся на Россию, наконец одна из великих княгинь в присутствии своих сыновей предлагает М.В. взять на себя инициативу "устранения" Царицы. Все и все тянулись к Председателю Думы, но перед престолом Родзянко неизменно оказывался одиноким, потому что кроме него почти никто не решался говорить тех правдивых и смелых слов, которые тогда озлобляли Императора и которые Николай II вспомнил слишком поздно - когда после отречения он сказал генералу Рузскому: "Только один Родзянко говорил мне чистую правду".

Таким же одиноким оказался М.В. и вскоре после переворота: как раньше при Царе он не умел и не хотел льстить у престола, так и с приходом власти народа он не мог потворствовать толпе демагогией.

Родзянко пришлось подобрать выпавшую из слабых царских рук власть, но он ни минуты не думал ее узурпировать.

Член Думы и первый комендант Таврического дворца Б.А.Энгельгардт в письме после смерти М.В. вспоминает эти первые дни революции еще до отречения Николая II:

"В кабинете Председателя Думы собрался весь временный комитет. На председательском месте за длинным зеленым столом сидит Михаил Владимирович Родзянко, и на его, всегда уверенном, лице видны сомнения и тревога. Члены временного комитета в один голос настаивают на том, чтобы М.В. взял власть в свои руки. Ему говорят, что этого "от него ждет страна, что это его обязанность и от нее он не имеет права уклоняться".

"Что вы мне предлагаете, господа?
– отвечает М.В.
– Взять власть в свои руки - да ведь это прямой революционный акт. Разве я могу на это пойти..." Тщетно взывая к Царю, он еще тогда надеялся предотвратить бедствие, и только убедившись, что прежней власти не существует, что носители ее позорно бежали, он пытался остановить развал, но это уже была задача неосуществимая.

Когда все были опьянены революцией, М.В. оставался абсолютно трезв. В то время имя Родзянко произносилось с восторгом: толпа на улицах встречала его криками "ура", солдаты и рабочие, являвшиеся в Таврический дворец, прежде всего шли к нему, большинство общества превозносило его до небес, и выражения благодарности сыпались со всех сторон. Ему присылали благословения иконами, писали трогательные послания о том, что он "своим геройским поведением спас тысячи жизней", что если бы не он, "столица была бы залита кровью" и т.д.

Характерно, как выражение мнения аристократии, письмо старого графа С.Д.Шереметьева. Он писал: "Я понимаю ваши страдания, зная вас за честного русского человека, преданного Монархии и России, но вам другого выхода не было из трагического положения и мы вас благодарим и благословляем".

Во временном комитете и в общественных кругах было течение, выдвигавшее на пост главы временного правительства Родзянко, но против его кандидатуры появились возражения слева и особенно энергичные со стороны П.Н. Милюкова.

"В избрании князя Львова для занятия должности министра председателя и в отстранении Родзянко, - пишет в своих воспоминаниях В.Д. Набоков, деятельную роль сыграл Милюков, и мне пришлось впоследствии слышать от Павла Николаевича, что он не редко ставит себе мучительный вопрос: не было бы лучше, если бы Львова оставили в покое, а поставили Родзянко, человека, во всяком случае, способного действовать решительно и смело, имеющего свое мнение и умеющего на нем настаивать." Как при царе Н.Маклаков, Воейков, Вырубова, Распутин и другие больше всего клеветали на Родзянко, так и после переворота агитация из среды рабочих и солдатских депутатов была устремлена не против кого другого, как против Родзянко. Первый председатель с.р.д. Чхеидзе не стесняется в Таврическом дворце возбуждать солдат против Родзянко, а в это время на фабриках, в казармах и на улицах усиленно распускают слухи, что "Родзянко владеет такими огромными землями, которые превосходят территорию датского королевства".

Агитация эта имела своей целью скомпрометировать в глазах народа и устранить с политической арены одного из наиболее популярных деятелей того времени, человека, стремившегося предотвратить развал России.

2

Понимая всю шаткость и ненормальность временного правительства, поставленного в положение непогрешимой и несменяемой власти, М.В. доказывал необходимость создания Верховного Совета, избранного из среды народных представителей. Если бы эта мысль была проведена - явилось бы возглавление власти и было бы кому сменять оказавшихся не на месте членов временного правительства.

После первых же дней революции М.В. оказался почти одиноким: большинство депутатов либо прекратило посещать Таврический дворец, либо вовсе бежало из столицы. Глава правительства, которому М.В. доказывал всю пагубность его распоряжения об отмене всей администрации на местах, уже не считался с думским комитетом, а комитет этот не только возглавлялся, но и представлялся чуть ли не единолично одним Родзянко. У него осталась только моральная власть, в то время как юридическая принадлежала правительству князя Львова, а фактическая - уже совету рабочих и солдатских депутатов. Открыто объявить о том, что Дума отошла в прошлое и что ни у Думы, ни у ее Председателя больше нет власти, - значило бы похоронить идею народного представительства и с головою выдать членов Думы, обеляя себя самого. Этого по своему характеру М.В. сделать не мог. Кроме того, предвидя неминуемый крах временного правительства, он считал нужным сохранить идею Думы (о чем не раз говорил), надеясь, что она может еще сослужить службу. Позже, в деникин?ские дни, он пытался воскресить эту идею и созвать Думу в Екатеринодаре, но его не поддержали и не захотели слушать.