Государственный киллер
Шрифт:
Балкон!.. Он мог уйти только через балкон! Свиридов бросился к балконной двери и, перегнувшись через литые фигурные перила, увидел маленькую черную фигурку, бегущую к «Кадиллаку». Свиридов прицелился и выстрелил.
Человек продолжал бежать к автомобилю, но вдруг взмахнул руками и упал навзничь. Свиридов перемахнул через балконное ограждение и, зависнув на руках, спрыгнул на асфальт, проявив совершенное пренебрежение к четырехметровой высоте, и побежал к неподвижно лежащему на земле Панину.
Он наклонился над ним, пытаясь рассмотреть в свете фонарей лицо, и тут же почувствовал, как в его живот
– Ты проиграл, Свиридов, – прозвучал мертвенно-спокойный, чуть задыхающийся голос, – я хотел, чтобы мы оба умерли в этой стране и воскресли в другой… под новыми именами. Все было так хорошо сыграно… ты – это я, а твой труп лежит сейчас на втором этаже рядом с трупами Купцова, Бондарука, Козенко и пары остолопов из моей команды. Вся банда… они кончились. Но ты допустил ошибку. То есть я допустил ошибку… потому что ты – это я… А Ольга говорила мне, чтобы я всегда носил под одеждой кевларовый бронежилет.
Рука его бессильно опустилась – он слабел, видно, пуля Свиридова задела жизненно важные органы, и начинался бред.
– А я забыл его надеть, – пробормотал он. – А все-таки хорошо я придумал, что ты – это я, правда?
Он улыбнулся, но что-то не понравилось Владимиру в этой по-детски открытой улыбке… Он машинально отпрянул, и в ту же секунду негромко, как дешевая петарда, хлопнул выстрел.
– Ах ты сука! – прорычал Владимир сквозь сжатые зубы. – Лицемерная… гнида!
И носком туфли он выбил пистолет из руки Кардинала. Только, судя по той ватной покорности, с какой подалась кисть, это была уже мертвая рука.
Кардинал умер в тот момент, когда его палец, повинуясь неистребимому инстинкту разрушения, заложенному в этом человеке, нажал на курок, чтобы подарить смерть Владимиру Свиридову.
Свиридов услышал за спиной шаги, но он слишком устал, чтобы оборачиваться. Он сел на холодный асфальт и засмеялся тоскливым, безнадежным смехом.
Топот шагов все приближался, и, когда он почувствовал, что за его спиной вырастает мощная фигура, звонкий женский голос воскликнул:
– Вот он… он убил подполковника Панина!
Не оборачиваясь, чувствуя во всем теле свинцовую тяжесть и невыразимое глухое равнодушие к тому, что с ним будет, Свиридов произнес:
– Оленька, скажи мне, пожалуйста… а где твоя мама?
Его повалили на асфальт и обыскали, время от времени грубо пиная тяжелыми ботинками армейского образца – он не видел, но четко знал, что ощущение от удара такой обувью ни с чем не спутаешь.
Это оперативно отреагировала на события служба безопасности ночного клуба «Менестрель»…
Свиридов сжался в один тугой комок, стараясь уйти от прямых ударов в голову и почки – последнее, как известно, излюбленное блюдо ценителей мордобоя – и машинально повернул голову налево, где должен был лежать труп Кардинала.
Должен был… Но Владимир увидел только маленькую лужицу крови на асфальте да обрывок ткани, из которой, как он прекрасно помнил, был сшит стильный пиджак Кардинала.
И еще – он был уверен, что никто и не думал уносить его тело.
Это могло означать только одно: Кардинал снова перехитрил и его, Владимира Свиридова, и саму смерть.
Эпилог
Олина мама нашлась. Ее обнаружили в квартире, где она жила под присмотром одного из амбалов ныне покойного капитана Купцова. Обращались с ней куда как почтительно и за глаза величали «тещей» (вероятно, охранники знали, что ее дочь пользуется благосклонностью Самого). В эту квартиру, отобранную, вероятно, у одного из одиноких представителей старшего поколения, ее определила Ольга, чтобы она не наделала глупостей.
Заботливая дочь…
Безусловно, Свиридова, Фокина и Илью засудили бы, будь они простыми смертными. Но у Владимира были влиятельные знакомые в Москве, которые недоумевали, каким образом Свиридов может быть Кардиналом на основе таких дутых обвинений. Обвинения эти получили бы вес только при одном условии – если бы Свиридов был мертв и не мог свидетельствовать в свою пользу. Но Владимир, по вопиющему недоразумению, был жив, и было ничтожно мало шансов, что Кардинал вернется, чтобы свидетельствовать против него.
Адриан Панич исчез навсегда. Так, как и хотел.
Свиридов вынужден был остаться в городе, который стал ему глубоко ненавистен, дав подписку о невыезде. Следствие постоянно нуждалось в его показаниях, и зачастую случались обвальные ситуации, при которых у Владимира возникали неплохие шансы все-таки угодить за решетку. Например, когда прокручивали пленку, на которой Свиридов застрелил охранника Ельховского комбината бактериологического и химического оружия.
Следствие идет и сейчас. Свиридов все боится, что выплывут на поверхность его темные делишки, не имеющие отношения к расследованию, но по которым можно упечь его в тюрьму на несколько пожизненных сроков. Он нанял прекрасных московских адвокатов, а чтобы оплачивать их услуги, продал квартиру, ту самую, где был найден труп Горбункова. Дело очень запутанное и противоречивое, и Владимир не без оснований опасается, что следствие займет весь отпущенный богом ему, Свиридову, жизненный срок.
Основная масса вопросов вертится вокруг фигуры Адриана Панича, настоящего Кардинала. Как он попал на должность первого заместителя областного ФСБ через считанные дни после того, как совершил теракт в Москве, что побудило его пойти на такой крутой поворот в своей жизни… и еще много, много непонятного. Боюсь, большую часть своих тайн он, а отчасти и вице-мэр Козенко, унесли с собой – Кардинал в неизвестном направлении, а вице-мэр – в самом что ни на есть определенном. В могилу…
Единственная же отрада сейчас в жизни Свиридова – это предвкушение предстоящего матча Лиги чемпионов между «Манчестер Юнайтед» и мюнхенской «Баварией», но если, как он говорит, «Манчестер» проиграет, жизнь окончательно потеряет всякий смысл…
Часть 2
Келья с видом на ад
Пролог с мартирологом и лохом
– Ну и хер ли ты зачехляешь мне тут всякий бутор, м-мать твою, лох?
До молодого человека интеллигентного вида, неловко стоявшего в углу в позе футболиста, чьей команде пробивают штрафной, последние слова – «м-мать твою, лох!» – слившись в один обвальный звуковой ком, донеслись как «мартиролог». Хотя понятно, что такое слово тот, кто произнес сакраментальную фразу про лоха, не сумел бы даже прочитать по бумажке.